Ведущий — Алексей Воскобойников:
Фестиваль «Амурская осень» подошёл к своему завершению, и сегодня мы беседуем с председателем театрального жюри, народным артистом РСФСР Александром Ширвиндтом.
– Здравствуйте, Александр Анатольевич!
– Здравствуй-здравствуй!
– Как вы относитесь к такому явлению, как антреприза?
– Сложно отношусь, потому что, когда спрашивают – что ты сюда припёрся, а у меня сезон в театре только что открылся, полно проблем. Во-первых, где-то полгода назад мне сказали про фестиваль – Алёна Яковлева, моя актриса, говорит, что тут всё так симпатично. Думаешь, да когда это ещё будет… А потом раз – и наступает, приходит время лететь. С точки зрения смысла, сейчас идёт дикая полемика, переходящая в хамство, так называемая борьба.
– Репертуарных театров.
– Борьба вечного интеллектуального советского театра с этими «опятами» антрепризы. Мне хотелось посмотреть, что это такое, а не довольствоваться слухами и просто брюзжать, гундеть, говоря, что антреприза – халтура. Я помню, как она зарождалась – бралось два стула, две звезды садились, выучив накануне слова, и ехали, и это было за счастье.
– Когда-то этим можно было легко купить зрителя, сегодня уже требования «подросли».
– Сегодня – да. Из тех десяти спектаклей, которые здесь посмотрел, я за свою жизнь столько не смотрел. Уже присутствуют оформление, режиссура более-менее. Два спектакля – просто очень хороших увидели, и, значит, это процесс, никуда от этого не денешься.
– В театре Сатиры уже две недели как стартовал новый, юбилейный сезон.
– А я здесь смотрю на Китай.
– Как же они там без вас справляются?
– По-моему, счастливы.
– Счастливы. (смеётся)
– Да.
– Смотришь порой старые фильмы – обращаешь внимание: какие матёрые сегодня артисты были молодые и зелёные. Смотришь старый фильм с Ширвиндтом: молодой – да, но не зелёный! Откуда в вас этот подозрительный для советской действительности аристократизм?
– Маска, на самом деле абсолютный жлоб. Каждый человек в нашей профессии так или иначе придумывает себе какую-то нишу-амплуа. Конечно, если это вообще придумано с потолка, то это всегда видно, а когда это что-то такое, к чему приспосабливаешься за тысячелетия пребывания, то получается.
– Вам это удаётся достаточно органично. От многих в Благовещенске слышал, что общение с вами стало откровением: думали, что Ширвиндт высокомерный, чуть ли не сноб, а оказалось, что в общении очень простой. Это отчего? Люди проецируют на вас ваши кинороли?
– Люди вообще обожают проецировать всякую дрянь, а всё, что не очень дрянь – уже приятно. (смеётся)
– В рязановском фильме «Привет, дуралеи», где ваша мощная харизма была использована на все сто: вы играли лидера социал-социалистической партии. В большую политику вас никогда не звали?
– Звали, но я ни разу в жизни не был ни в одной партии.
– Некогда или к чёртовой матери это всё?
– А зачем, чтобы потом переходить в другую?
– Артисты, работавшие в кино у Эльдара Рязанова, как один уверяют, что согласны играть в любом его фильме и в любой роли. Вы из их числа?
– Во-первых, мы очень давно дружим. Я у него снялся, по-моему, в шести картинах – в эпизодиках. Правда, был момент, когда они с Брагинским написали для меня роль в «Гараже», ту, что потом сыграл Валя Гафт.
– Почему не задалось?
– Была такая система: Никита Сергеевич Михалков снял фильм «Пять вечеров» американским способом – за месяц.
– По-моему он вообще снимал его в перерывах, работая над «Рабой любви».
– Он сказал, что месяц никто никуда не выходит из павильона. Глобально, понравилось, и Рязанов по такому принципу решил снять «Гараж». Все действительно засели в этом.
– Бункере.
– Бункере-павильоне, а я выпускал спектакль, к сожалению, потому что роль-то замечательная, и Валька замечательно сыграл. В остальном – эпизоды.
– В фильме «Приходите завтра» вы успешно выдавали себя за Станиславского. Могли ли вы знать, что почти через 40 лет и впрямь будете руководить театром?
– Даже предположить не мог. Я и сейчас с трудом предполагаю, а уж тогда – тем более.
– Тяжела ли ноша худрука?
– Ужасна, да, ужасна. Но это не от хорошей жизни, когда заболел уже покойный Валентин Николаевич Плучек, был уже очень плох, ему было девяносто. Сейчас возраст худрука должен быть от 75 до 95 – это нездоровое явление, но просто кто-то…
– Кто-то должен.
– Кто-то должен.
– Марка Захарова за глаза называют «Мрак Захаров». За вами какое-нибудь прозвище закрепилось?
– В дружеском кругу – с тем же Захаровым, покойным Мироновым, Державиным, Людмилой Гурченко – у меня было прозвище «Маска». Андрей был «Дрюсик», Марк – «Мрак Захарович».
– Ваш иерархический взлёт не сказался на дружбе с Михаилом Державиным?
– Нет. Ну, как так? Допустим, мы с тобой общаемся, а завтра меня назначают начальником этого столика, я надуваю щёки – это же маразм.
– Может быть, у вас стало меньше свободного времени, и человек просто обижается. Например, раньше постоянно доминошничали или рыбачили, а тут – ну, не до тебя, Миша, извини, пожалуйста.
– Есть, конечно, потому что плохо себя чувствуем, во-вторых, стареем, а в-третьих, действительно мало времени.
– Отчего вы не устроили для амурчан свой творческий вечер?
– Во-первых, мне никто не предложил.
– Надо было предложить, и был бы вечер?
– Конечно.
– Ёлки-палки, вот организаторы.
– Я каждый вечер сидел смотрел спектакли – 11 штук.
– Были вроде свободные вечера.
– Можно было что-то придумать.
– Да вы что, вот это упущение!
– Будет повод приехать.
– Как вы, завзятый курильщик-трубочник, перенесли 8-часовой перелёт в Благовещенск?
– Курю 47 лет, а так – выпить надо – глушить другой гадостью.
– Удаётся перетерпеть?
– Абсолютно.
– Спасибо вам огромное!
– Тебе спасибо.
– Спасибо вам трижды – за всё, что вы делаете, за то, что приехали в Амурскую область, за то, что с нами беседуете, и я пришёл к вам.
Источник новости: http://www.amur.info/simple/2013/09/24/3261.html