Ведущий — Александр Ярошенко:
Добрый вечер! Сегодня гостью нашей студии я назвал бы единственным словом – дива! Свои «Простые воросы» я задам бриллианту мировой оперы, народной артистке Советского Союза Елене Образцовой.
— Елена Васильевна, здравствуйте!
— Добрый день.
— Примите цветы от телекомпании «Альфа-канал» в знак нашего признания и любви зрителей.
— Спасибо большое.
— Завтра некоторые счастливчики из благовещенских зрителей услышат несравненный голос Елены Образцовой. Скажите честно, что вас заставляет так далеко и так много гастролировать?
— Я очень люблю ездить, очень люблю петь, и, когда есть возможность куда-то поехать и где-то спеть, я всегда готова.
— Думаю, вам так же хлопают и в Нижнем Новгороде, и в Великом Устюге, зачем так далеко лететь в Благовещенск?
— Мне очень хотелось. Я пятьдесят лет езжу в Токио – преподаю в академии, даю концерты. В той стороне я побывала много раз, а в этой – меньше, поэтому мне интересно.
— Захотелось посмотреть краешек России.
— Совершенно верно.
— Как вы думаете, почему не пишут оперу о современной жизни? Все страсти и любовь в прошлом.
— Сегодня все озабочены деньгами, всякими дурацкими глупостями, поэтому и не пишут об этом. О чём писать?
— Жизнь идёт, страсти по-прежнему кипят – люди любят, страдают, умирают. Всё, как и прежде.
— Нет, не как прежде, совсем всё по-другому. Жить некогда, страстями заниматься некогда – все сидят в компьютерах.
— Не до оперы сегодня.
— Не до оперы, мой дорогой, нет.
— Как вы думаете, таланту важен случай, или он, как трава, пробьётся?
— Обязательно должен быть момент, когда таланту нужно помочь.
— Вашему таланту в своё время помогли?
— Всё время были какие-то случаи, которые помогли.
— Давайте поговорим о случае: вас в детстве, между нами говоря, не приняли в хор.
— Да.
— А потом Монсеррат Кабалье на колени перед вами становилась.
— Было такое.
— Как жизнь полярна!
— Дело в том, что меня не взяли в хор потому, что я не знала наизусть ни одной песенки, впрочем, как и до сих пор. У меня клавир, я пою по нотам и смотрю слова. Монсеррат Кабалье действительно вставала передо мной на колени, потому что накануне я стояла перед ней на коленях, когда она пела оперу Верди. Я сказала, что быть такого не может – так шикарно, так потрясающе петь. Я захотела подарить ей норковую горжетку – малюсенькую, я была худенькая, тоненькая. А она мне сказала: «Ой, Елена, эта горжетка мне только на шляпку». (смеётся)
— Дама с юмором.
— Да, конечно. Мы очень дружим, потому что мы обе юморные тётки. А на следующий день она упала передо мной на колени: я пела Кармен. Я сказала: мол, знаешь что, придётся вызывать домкрат, чтобы тебя поднять. С тех пор мы очень дружим.
— Сложный номер, когда Монсеррат Кабалье становится на колени.
— Да. (смеётся)
— Елена Васильевна, сегодня об эстраде иногда говорят пренебрежительно – попса, и по праву. В опере много попсы, на ваш взгляд, сегодня?
— Не попсы, а плохих певцов очень много. Очень много, громадное большинство.
— Во времена вашей молодости их было меньше?
— Плохих певцов было меньше, но и хороших всегда очень мало, и сейчас тоже.
— Что в вашей жизни значит Большой театр?
— Это мой дом, который меня принял с третьего курса консерватории, в этом году будет пятьдесят лет, как я пою в Большом театре.
— Потрясающе!
— Я очень люблю Большой театр, это правда.
— Сегодняшний Большой театр уже не тот, который был, когда вы пришли много лет назад?
— Театр уже не тот, потому что изменились представления о прекрасном, и дирекция стала другая, и певцов набрали не очень хороших, и постановки совершенно безумные какие-то. Например, я совсем недавно отказалась от «Руслана и Людмилы». Там занимались любовью на сцене, люди пришли с ребятишками посмотреть сказку Пушкина и, закрывая детям глаза, выводили их с третьего акта. Вот эту новую режиссуру я совершенно не переношу и считаю, что это какая-то провокация.
— Недавно в Большом театре произошёл случай, который буквально потряс всю страну, когда худруку плеснули в лицо кислотой. Что творится в том доме?
— Во-первых, это просто дикость и ненормальность, я думаю, что это сделали люди очень далёкие от театра, абсолютно уверена, что театральные люди не смогли бы этого сделать.
— Вы думаете? Театральный мир очень жестокий, и вы об этом знаете.
— Не до такой же степени.
— Коллеги никогда не простят капельку таланта.
— Нет, вот это неправда.
— Неправда?
— Нет, это глупые коллеги.
— А у вас были такие коллеги, которые не прощали вам талант, успех?
— Нет, слава тебе господи.
— У вас завтра концерт, вы волнуетесь?
— Я всегда ужасно волнуюсь, тем более, когда приезжаю в город впервые, где меня ещё не знают. В моём возрасте вообще надо спеть очень хорошо, потому что, если спою плохо, скажут, что сидела бы ты, бабка, на пенсии у себя дома. (смеётся)
— Вы свой возраст скрываете?
— Нет, мне семьдесят три года.
— Серьёзно? Очень редко, чтобы артистка и вообще женщина сказала об этом вслух и так запросто.
— Знаешь, когда человек состоялся, я состоялась и как женщина, и как мама, и как бабушка, и как певица, мне ничего не надо добавлять, у меня всего достаточно.
— И убавлять не надо.
— И убавлять, и добавлять. Я самодостаточная. Когда чего-то не хватает, начинаются имиджи – что-то сказать, что-то не сказать. Я говорю всё то, что я знаю, что думаю.
— Вы очень много ездите по России, это правда?
— Правда.
— Какова жизнь в России, на ваш взгляд, та, которая за Садовым кольцом?
— Плохая, очень трудная, она и в Садовом кольце тоже сложная. Я, например, сожалею, что уже нет Советского Союза, все как-то разобщились. Езжу очень много и по нашим бывшим республикам.
— По великой державе.
— Я бы даже сказала – по империи, и везде находится очень много людей, которые сильно сожалеют о том, что всё развалилось.
— Говоря без ложной скромности, вы десятилетие жизни находитесь в зените мировой славы, вас выкупал земной шар в аплодисментах, но у вас остался простой характер, я это заметил, вы героически поднялись на наш четвёртый этаж.
— Ругалась последними словами. (смеётся)
— Нет звёздной позолоты.
— Хорошо, что ты спустился, думаю, красивый дядька, отчего же не подняться, не поговорить? (смеётся)
— Серьёзно, Елена Васильевна, нет у вас звёздной позолоты.
— Когда я начинала петь, мне папа говорил: «Не вздумай быть примадонной, они все дуры». И это правда.
— Правда? Почему?
— Дуры – потому что, когда чего-то не хватает, начинают делать вид, что-то строить из себя.
— Соблазн был? Трудно это – не стать примадонной?
— Никогда такого соблазна не было.
— Что должно быть в противовес этому, мозги должны быть, чтобы, как говорится, не сорвало ни крышу, ни голову, ни характер?
— Надо заниматься своим делом – и всё, больше ничего не надо, иногда даже и мозгов.
— Правда, что вы однажды сказали, что хотите вперёд умереть, а потом перестать петь?
— Я и сейчас это говорю.
— Пение так важно?
— Для меня – да.
— Елена Васильевна, завтра на ваш концерт придут тысячи полторы человек – больше наш зал просто не вмещает, а смотрят нас десятки тысяч, может быть, четыре строчки подарите тем людям, которые живут на самом краешке России? Когда ещё к ним Образцова приедет?
— Даже не знаю что и спеть.
— Может быть, романс?
(поёт отрывок из итальянской оперы и несколько строк из «Очи чёрные»)
— Я бы пела ещё, но у тебя такие глаза, что больше не могу. (смеётся)
— Скажите, где это чудо по имени Голос живёт? На каких связках всё это умещается?
— Это не в связках – в космосе. Это боженька дал.
— Можно руку поцелую?
— Конечно.
— Живите долго, спасибо.
Это были «Простые вопросы» для великой певицы Елены Образцовой. Мы говорили о голосе, душе и космосе. Всем добра и здоровья, живите долго и берегите себя. До свидания!
Источник новости: http://www.amur.info/simple/2013/03/13/3003.html