«Простые вопросы»: Вениамин Смехов, актёр театра и кино, режиссёр, сценарист, народный артист России

Ведущий — Александр Ярошенко:

Добрый вечер! «Простые вопросы» начинают свой осенний марафон. На дворе десятая – юбилейная – «Амурская осень». И сегодня наш гость – участник фестиваля, народный артист России Вениамин Смехов.

— Вениамин Борисович, добрый вечер!

— Да, добрый вечер, Александр!

— Первый вопрос очень даже простой: что вас повело в такую дальнюю дорогу, в Благовещенск прилететь, честно? Это ж так трудно.

— Ну, поскольку не я сидел за рулём, то мне не было так трудно. Там был надёжный, по-моему, командир корабля, и на Боинге 767 мы с Аликой и с Романом Зорькиным – гитаристом – благополучно достигли этого «плюсшестичасового» пояса. Так что, всё хорошо, вчера было труднее, сегодня – гораздо лучше.

— Завтра будет ещё лучше?

— Завтра будет лучше, а послезавтра, в Москве, будет немножко хуже, а потом опять лучше.

— Вы опять в Москву?

— Вся жизнь такая.

— Правда?

— Немножко хуже, а потом опять лучше.

— И вы так быстро уезжаете в Москву?

— А так всё время хуже, а потом лучше.

— А вот в Интернете очень часто участников фестиваля ругают за то, что прилетают сюда ради Китая – за дешёвым китайским добром.

— Не знаю, я уже получил свою дозу интересную. Я даже сфотографировал на свой айфон характерную очень чистенькую красивую надпись в гостинице, в номере, — «курить запрещается» — сначала на китайском, потом на русском, третий язык – английский.

— То есть первый язык – китайский в Благовещенске?

— Да.

— Скажите, вот народ меня никогда не поймёт, если я не задам вам бесконечный эксклюзивный вопрос про легендарную роль Атоса в «Трёх мушкетёрах»: вся эта роль – судьба? Можно так сказать?

— Меня давно убедили в том, что этот фильм хороший. А главное уже несколько поколений трогательно путают меня с моим героем.

— Ну, а вообще, роль–судьба?

— Да как скажете.

— Ну, а как вы скажете? Я-то мало чего наговорю.

— Да я готов согласиться с вами.

— Возражать не будете?

— Тем более на фоне юбилейного фестиваля прекрасного – «Амурская осень».

— Вениамин Борисович, всё-таки к этой роли опять вернусь, фильм-то действительно культовый, поколения смотрят, на цитаты разрывают.

— Я б не хотел мешать вам рассказывать про этот фильм.

— Работа сложная ведь была, в том числе и физически: фехтование, трюки, скачки?

— Саша, я об этом написал килограммов восемь книжек, статей.

— Ну, ещё полторы минуты скажите к восьми килограммам.

— Про что?

— Про эту работу, про эту роль.

— Я не могу рассказывать одно и то же. Сегодня, отсюда, кажется, что это было также легко, как всякая санаторная кинематография. В театре актёры работают сами по себе, вот какой есть. А в кино что-то из нас делает монтаж, грим, режиссёр. Кино – это великий обман, великая иллюзия.

— А вы верите в эту иллюзию кино сами-то?

— Мне нравится, я вообще игровой человек. Я играю. Вы мне сказали, что вы очень славное телевидение. Я поверил, пришёл и с охотой.

— Ну, я вас не обманул.

— Это уже дело ваше. Я с охотой этому доверяю, хотя телевидение настойчиво уверяет нас всех, что смерть для наших зрителей гораздо интереснее, чем жизнь; кровь интереснее, чем любовь и добро.

— Кинематограф не отстаёт от телевидения.

— Кинематограф не отстаёт, а мы сами как-то привыкли жить «вопрекически».

— Хорошее слово.

— Вот мой любимый режиссёр и друг Пётр Фоменко так и назвал бывший соцреализм и всякую нашу работу в искусстве – «вопрекизмом».

— Замечательно.

— Замечательно! У Льва Николаевича Толстого, между прочим, было всё в порядке с заработной платой и его благополучной жизнью.

— Да.

— И граф был до мозга костей, однако же писал «вопрекические» произведения.

— Скажите, а сегодня актёры-мушкетёры общаются в жизни? Вы ж такие разные.

— Да сдались вам эти мушкетёры!

— Ну, сдались!

— Вон, уже гардемарины появились.

— Ну, что они значат рядом с мушкетёрами-то, а?!

— Не, мушкетёрство…

— Вы общаетесь в жизни? Правда, и вы такие разные – Боярский, Смирницкий, вы.

— Вы видите, я ж не должен был к ним заглядывать и отказался сниматься в этом кино, но когда мне сказали, что прилетел Миша и приехал Валечка, то просто, чтобы повидаться, нам хорошо.

— Вам хорошо – это главное.

— А сегодня мы здесь, потому что с Аликой придумали во второй раз, не без помощи моей жены Галочки Аксёновой, киноведа и театроведа, придумали спектакль-представление из музыки и слова.

— Очень хорошее соединение, я был вчера на вашем творческом вечере.

— Очень приятно, Саша, я помню вас на этом вечере. Забыть не могу, как вы неотрывно смотрели и думали, как бы мне заманить его на мою телевизионную передачу.

— Да, ладно. Это, конечно, вы саркастически в плане профессии, но я смотрел, правда, вы душу полечили.

— Спасибо, дорогой, я верю.

— Прочитайте что-нибудь, четыре строчки для наших телезрителей, ну, может, восемь, ведь не все же были на этом вечере.

— Ходасевич, великий поэт Серебряного века.

Люблю стихи, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.

— Вот так. И самый последний простой вопрос: Вениамин Борисович, а чему ещё хочется пора-пора-порадоваться на своём веку?

— Грех жаловаться, Саша, хорошего больше, чем плохого, потерь хватает, но есть силы преодолевать грех уныния, потому что рядом со мной, так уж с небес пожалованная, чудо – моя жена, 33 года ежедневного счастья. И это важно. Мы ездим и по миру, и из Москвы в Москву уже много лет. Спасибо вам за внимание.

— Спасибо вам.

— Спасибо Благовещенску – самому красивому слову из наших городов.

Это были «Простые вопросы» для народного артиста России Вениамина Смехова. Мы говорили о жизни. Всем добра и здоровья и хорошей осени. До свидания!

Источник новости: http://www.amur.info/simple/2012/09/18/2767.html