Ему 97-й год, а он лихо гоняет на машине по Москве, читает и пишет без очков. Первую жену разделил с Арменом Джигарханяном, а второй супругой была дочь легендарного Чапаева. Он трижды ранен на фронте, а свою жизнь называет чудом.
Ему идет 97-й год, а он лихо гоняет на машине по Москве, читает и пишет без очков. Первую жену разделил с Арменом Джигарханяном, а второй супругой была дочь легендарного Чапаева. Он трижды ранен на фронте, а свою жизнь называет ёмким словом «чудо».
Николай Дупак – человек-легенда. По-другому назвать его не могу. Его жизнь – роскошный сценарий для фильма. Я счастлив, только тем, что он мне рассказал о своей жизни, уникальными фрагментами которой я делюсь с вами.
Сын ссыльных
– Я сын ссыльных. Батьку моего сослали с Украины в Архангельскую область. Донецкому краю нужен был лес, и партия решила все очень просто: 18 теплушек битком набили молодыми мужиками и отправили на север лес валить. В один из вагонов затолкали моего отца, он просто под руку попал. Знаете, приближаясь к 97 годам земного бытия, я пришел к непоколебимому выводу, что главный источник всех злодеяний — это человек. Более несовершенного существа, чем человек, на Земле нет и, уверен, не будет.
Отец, чудом живой, в Донецк вернулся. Ему мужики сделали в вагоне с лесом нишу, тесную, как нора, дали несколько бутылок воды и сухарей немного. Вот так он в этом рукотворном деревянном склепе десять дней и ехал до дому. Мы жили очень трудно, просто запредельно сурово.
Отца моего звали Лука Ильич. Кто-то стукнул, что отец — враг народа, и нашей семье пришлось бежать в Таганрог. То, что мы остались живы, считаю настоящим чудом. Мне же моя старшая сестра Лиза изменила отчество: был Николай Лукич, а стал Николаем Лукьяновичем.
Но даже в такой атмосфере всеобщего страха меня всегда тянуло к актерскому делу
Мне тогда было лет 10-12. До того времени жил вообще без документов, может, и было какое свидетельство о рождении, но оно куда-то задевалось. Пришло время справку какую-то выписывать. Лиза работала в сельском Совете, она мне и сказала: «Мыкола, лучше давай напишем Лукьянович, так тебе спокойнее жить будет». Батька на это не обижался, он мудрый был. Говорил, что отчество стало еще краше. Вот такое время было на дворе.
А какая короткая и трагическая жизнь была у моей старшей сестры Фроси! Нас отправили в ссылку на север, в Архангельскую область. Помню, ехали мы в «телячьем вагоне», одна теплушка давалась на несколько семей. Теснота была неописуемая, везли нас хуже, чем скот на бойню. Фросе в ту пору было 18 лет, она была еще полуребенком. Она училась в Иловайском педучилище и, узнав, что нас ссылают, конечно, поехала с нами. В Старом Осколе какой-то идиот ее высадил из вагона – прицепился, что не было какой-то справки-бумажки. До сих пор помню, как она плакала, как кричала мама. Но высадили, и все.
Фрося несколько дней мыкалась по вокзалу, потом познакомилась с начальником станции. Он был старше ее. Видимо, ему понравилась эта молоденькая, насмерть перепуганная девочка. А ей некуда было деваться, и она стала с ним жить… Чтобы понравиться его матери, бедная Фрося делала всю работу по дому. Однажды зимой она пошла белье полоскать в проруби. Простыла и вскорости умерла. Я даже не знаю, где ее могилка. Из нашей семьи никто на ее похоронах не был. Вот такая короткая жизнь, и такая трагическая судьба. Жить тогда было просто страшно…
Но даже в такой атмосфере всеобщего страха меня всегда тянуло к актерскому делу. Я очень много читал, никогда не стеснялся публики. Ходил в театральный кружок, меня хвалили за роль мальчика в спектакле «Бородино». После одного из спектаклей ко мне подошел режиссер городского театра и неожиданно предложил роль Дамиса в спектакле «Тартюф» по Мольеру. В этом спектакле играли знаменитые провинциальные актеры. Успех был потрясающий! Понимаете, зритель был совсем иной, безмерно верящий всему, что происходило на сцене. Тогда в зрительном зале истерики были едва ли не обычным явлением.
«Бычки» для Бондарчука
К нам в Таганрог приехал режиссер Юрий Александрович Завадский. Он работал в Ростове-на-Дону, у него был просто замечательный театр. Там играли Вера Марецкая, Ростислав Плятт, Николай Мордвинов. Так вот, Завадский посмотрел один из наших спектаклей и неожиданно говорит мне: «Молодой человек, вам бы хотелось поучиться на артиста?» Помню, я только и сумел выдохнуть, что это самая большая мечта моей жизни.
Первую любовь разделил с Джигарханяном В тот год желающих поступить в Ростовское театральное училище на курс к Завадскому было человек 300. Меня зачислили. Для нас снимали комнаты в частном секторе. Так получилось, что с Сережей Бондарчуком мы жили в одной комнате. Помню, он подошел ко мне и сказал: «О, великое искусство, давай с тобой объединяться будем в одной комнате. Ты – артист Таганрогского театра, а я – артист Ейского театра». Так началась наша студенческая дружба. Бондарчук был интересный мальчик. Сергей курил, а сигарет не хватало, вернее, не хватало денег на них. Он мог мне сказать: «Мыкола, пошли погуляем». А «погулять» у нас означало пойти на автобусную остановку и пособирать бычки, которые не докурил кто-то. Мы их приносили домой, он это все шелушил, подогревал на печке и цигарки крутил. Потом курил. Вот такая была жизнь,
Я первый раз женился в 1939 году. Моей женой стала Алла Ванновская, дочь знаменитого ростовского артиста Юрия Ванновского. Алла была на год меня старше и уже служила в театре артисткой, очень красивая и очень талантливая.
Обида в душе поселилась, и я на все оставшиеся годы страницу своей жизни по имени Алла Ванновская заклеил суперклеем
У нее была своя отдельная комнатка, мы там баловались, ну и набаловались… Молодые же были, вместо крови кипяток кипел в жилах. Нас разлучила война. Меня забрали на фронт, Алла несколько лет получала деньги как жена фронтовика. Потом от нее резко перестали приходить письма. Я страшно переживал. Война же полыхала, и в моей голове мысли роились одна чернее другой…
Ростовский театр, где она служила, был эвакуирован в Чапаевск, и так получилось, что я попал в госпиталь в этот же самый город. Был тяжело ранен, но как только немного стал приходить в себя, тут же начал интересоваться жизнью. Узнал, что в этом городке располагается ростовский театр, думаю: тут же моя Алла должна быть!
Одна нога волочилась плетью, я на костылях пополз в сторону театра, приковылял, а меня спрашивают: «Эй, солдатик, что ты хотел? — Жену свою увидеть, — гордо отвечаю я. — А кто твоя жена? — спрашивают меня. — Актриса Алла Ванновская, — так же гордо продолжаю я. — Тю, так у нее же муж есть, она замужем за артистом», — с полным недоумением ответили мне.
Помню, как потемнело в глазах от услышанного, как под растерянные крики – «Солдатик, солдатик, ты куда? – я понуро поплелся назад в госпиталь. Это был для меня сильнейший стресс, самое первое настоящее предательство в жизни. От переживаний у меня поднялась высокая температура, несколько дней в горячке метался. Обида в душе поселилась, и я на все оставшиеся годы страницу своей жизни по имени Алла Ванновская заклеил суперклеем. Никогда больше ее судьбой не интересовался, и только относительно недавно я случайно услышал, что первую жену Армена Джигарханяна звали Алла Ванновская… Хотел как-то спросить Армена, но постеснялся, потом подумал: а стоит ли? Ведь жизнь-то почти уже прожита.
(Я заинтересовался этим фрагментом судьбы своего собеседника. Через несколько минут поисков в Интернете мне стало известно, что первая жена Армена Джигарханяна звалась Алла Ванновская, она была на 15 лет старше своего армянского мужа. Служила артисткой Ереванского русского драматического театра.
В 1965 году она родила Армену Борисовичу дочку Лену. Вскоре после родов у нее проявилось тяжелое психическое расстройство… Джигарханян забрал годовалую дочку и уехал в Москву, а через год Алла покончила жизнь самоубийством. Похоронена в Ереване. На следующее утро я рассказал Николаю Лукьяновичу все, что удалось узнать о его первой любви. Он тяжело вздыхал и молчал. Повисла тишина, тяжелая, свинцовая. А. Я.)
Какая жуткая штука жизнь! Надо же мне было в таком возрасте прилететь на Сахалин, встретить здесь вас, чтобы узнать трагическую историю своей первой женщины. Женщины, которую я искренне и преданно любил…
Лошадей не жалеть
Нас с Сергеем Бондарчуком развела жизнь по одной простой причине: где-то в конце марта к нам приехали два сравнительно молодых человека, обратили на меня внимание, сделали несколько моих фотографий и уехали. Через неделю я получаю телеграмму: «Прошу срочно прибыть, пробы на роль Андрея в кинофильме «Тарас Бульба»». Телеграмма была подписана Александром Довженко. В тот же день наша дружба с Сергеем Бондарчуком и закончилась, как вы понимаете, не по моей инициативе.
Это все не святое искусство. Увы… Картину снимали в Киеве. Туда прилетел самолетом, меня поселили в шикарную гостиницу и велели отдыхать до завтра. Я был совершенно обалдевший от всего этого. Затем меня подстригли под горшок и вскорости начали снимать.
Там, на съемках в Киеве, я и встретил войну. Помню, ранним утром услышал какой-то шум, крик, выстрелы. Открываю дверь на балкон, вижу: на бреющем полете летит самолет с крестами на боку. На соседний балкон выходит заспанный военный.
Я спрашиваю: «Что это такое? — Маневры Киевского военного округа, приближенные к боевой обстановке», — отвечает он. Буквально после этих слов раздаются выстрелы, и на спящий Киев летят бомбы… Я иду в военкомат и прошусь на фронт. «А ты где родился?» — спрашивают меня в военкомате. Отвечаю, что в деревне. И прошу записать меня в кавалерию, говорю, что артист, что почти месяц снимался в кино, обучен верховой езде и с конем управляться умею. Так кавалерия стала моей военной судьбой
Мне конь спас жизнь, это было в 1942 году на Брянском фронте. Недалеко от знаменитого Бежина Луга мы попали под минометный обстрел, и одна из мин разорвалась под крупом моего коня Кавалера. Он, бедолага, погиб, а я остался раненый, но живой. Была и контузия: я долго не мог говорить, ничего почти не слышал. Лечился в одном из госпиталей Москвы, но слух не возвращался.
Считаю, что мне повезло на войне просто немыслимо: я трижды был ранен, но остался в живых, и моя жизнь подходит уже к 97 годам
Я уже стал отчаиваться: молодой парень — и вдруг глухой. Врачи мне разрешали гулять. Как-то побрел я по совершенно пустой Москве и пришел на Красную площадь. Вдруг грянула песня: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» И чудо! Я ее услышал, у меня мурашки пошли по коже от этих слов и от музыки. Вот так ко мне вернулся слух.
Я вообще уверен, что «Священная война» — гениальное произведение. Я в таком состоянии, а услышал ее. Считаю, что мне повезло на войне просто немыслимо: я трижды был ранен, но остался в живых, и моя жизнь подходит уже к 97 годам. Разве это не чудо? Хотя война снится до сих пор. Иногда просыпаюсь от командирского крика: «Не жалеть лошадей!» Мы их, родимых, часто не жалели. Галоп-рысь, галоп-рысь, галоп-рысь… Ночью по лесам шли без остановок и намеков на отдых. Бывало, по 100 километров нужно было отмахать за темное время суток. Если в мирное время тебя могли за загнанного коня под трибунал послать, то на войне требовали выжимать из лошади все, на что она способна.
Время, время! Люди падали с лошадей засыпая. Падали и лошади с разрывом сердца. Хочу честно признаться: лошадей мне часто было жальче, чем людей. Человек может все-таки улечься, укрыться, спрятаться, наконец. У него есть все возможности избежать трагедии, он сидит в седле и управляет, а лошадь ничего этого не может. Она, матушка, более беззащитна… Лошадь понимает все, особенно доброту хозяина. На фронте чуть передышка — сахарочек дашь ей, хлебушек, а она тебя благодарно лизнет! А когда ты обмываешь ее копыта, счищаешь с них грязь — она вот так шею вытянет и наблюдает, как ты работаешь…
В ее глазах, кроме человеческой благодарности, ничего нет. Ничего! Я видел раненую лошадь на трех ногах, это по-настоящему страшное зрелище. Подошел к ней, а у нее слезы бегут широким ручьем по морде. Всем видом говорит: «Пристрели, не дай мучиться!» Не смог я, грешник, сделать этого, не поднялась рука…
А ведь лошадь меня не раз спасала от гибели. В ноябре или начале декабря 41-го, после того как немцы ворвались в Донбасс, нас послали заткнуть дыру во фронте. Нас выгрузили на станции, и мы верхом две ночи ехали в поисках противника. Авангардный дозор наткнулся на мотоциклистов, и полковник Артемьев, начальник, решил штурмовать. Оказалось, что там не только мотоциклисты, но и танки. Нас расколошматили. Меня ранило в глотку, я схватился за гриву коня — и 11 километров до речки Кальмиус, до полевого лазарета, он меня нес. Когда меня с коня сняли, я уже был почти без сознания. Сделали операцию, вставляли трубку. Ну а потом нас экстренно вернули в Новочеркасск, откель мы своим ходом отправились в Пятигорск на учебу.
Кадры из фильмов: «Служили два товарища», «Будни уголовного розыска», «Вера, Надежда, Любовь», «Капитан Немо»
Из биографии
Николай Дупак родился 5 октября 1921 года в селе Старобешево Донецкой области. Учился в Ростовском театральном училище при Театре Завадского, где окончил три курса. Окончил Оперно-драматическую студию в Москве. Воевал на Великой Отечественной войне в составе 7-го кавалерийского корпуса, преобразованного в январе 1943 года в 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Награжден боевыми орденами и медалями. Трижды был ранен, получил инвалидность II группы. В 1944–1963 гг. служил актером и режиссером Театра имени Станиславского. В 1963–1977 и 1978–1990 гг. — актер Театра на Таганке. Директор Театра на Таганке в 1964–1977 и 1978–1990 гг. В 1977–1978 гг. — директор Театра на Малой Бронной. Был советником генерального директора театра зверей «Уголок Дурова» по творческим и строительным вопросам.
Продолжение следует
Фото с сайтов: rg.ru ekogradmoscow.ru, 24smi.org imagesait.ru, kino-teatr.org
Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/7999