Чиновник для эвенков стал страшнее волка. Коренные и малочисленные борются за право быть хозяевами в родной тайге. Но есть и лакированная сторона жизни, где северную землю называют священной, а некоторых ее обитателей отправляют на международные конкурсы.
Чиновник для эвенков стал страшнее волка. Коренные и малочисленные борются с многочисленными за право быть хозяевами в родной тайге. При этом существует и парадно-лакированная сторона жизни. По её условиям северную землю полагается называть священной, а некоторых ее обитателей даже отправлять на международные конкурсы и съезды.
Дух Улукиткана
Видавший жизнь и небо «кукурузник» рассерженной стрекозой тарахтел над рукотворным Зейским морем, ровная синева которого сливалась с изумрудной бесконечностью тайги.
Скорые посадки в двух прибрежных поселках. В одном из них, как пояснили местные, фельдшер «стала мучиться ногами, поэтому за лекарствами на большую землю ездит редко, и теперь их тут шаром покати».
Самолет мягко коснулся грунтовки бомнакского аэропорта, «взлетка» которого спряталась в тайге, как и само село.
Бомнак раскинулся на высоком берегу Зейского водохранилища, зеленый, тихий, с табушками добрых собак на куцых улицах.
Земля эвенков. Этот северный край – место их многовекового проживания. Биография села выплеснулась далеко за пределы густой тайги благодаря писателю Григорию Федосееву, который в своих произведениях обессмертил одного из здешних мудрецов эвенкийского народа – проводника-следопыта Улуктиткана.
Он обрел последний покой на крутом берегу здешнего моря. На его могильной плите советская звездочка соседствует с простыми, но точными словами хозяина – таежного философа: «Мать дает жизнь, годы – мудрость…»
Сегодня в селе живет менее 500 человек, из которых 223 – эвенки.
– Нас сюда насильно свезли в 1957 году из четырех маленьких поселков, в которых эвенки жили родовыми общинами. Помню, как плакала мама, не хотела уезжать со своей земли. Все наши постройки бульдозерами ломали, а нас сгоняли в Бомнак, – говорит Наталья Михайловна Косырева, внучатая племянница Улукиткана.
Тогда эвенкийских детей принудительно поместили в круглосуточные ясли и интернаты, под смертным страхом запрещали разговаривать на родном языке.
Чиновник для эвенков стал страшнее волка
Елена Колесова – седьмой ребенок в эвенкийской семье, после нее родилось еще трое. Ее детство – тайга.
– Я в девять лет первый раз увидела белого человека, нас забрали у родителей и перевели в интернат. Я так скучала по тайге, что постоянно убегала из интерната, часами плакала от тоски и обиды, – вспоминает она.
Лет в 13 Лена убежала из ненавистного интерната и жила одна в одном из пустующих домов. Учителя смирились и помогали «лесной девочке» дровами и житейскими советами.
В советское время в Бомнаке был глубоко дотационный совхоз с перспективным именем «Ударник», в котором трудилось порядка 80 охотников и оленеводов. Каждый год на пушных аукционах продавали тысячи соболиных шкурок, было здесь и клеточное звероводство, оленьи стада доходили до нескольких тысяч ветвистых голов. (Вообще-то, строго говоря, понять советскую экономику бывает трудно. 80 человек продавали на аукционах тысячи соболей в год, пасли оленье стадо в несколько тысяч голов, управляли зверофермой и при этом были планово убыточным коллективом. Как такое могло быть? Но – было.)
Елена Колесова большую часть своей советской жизни прожила в тайге.
– Помню, сынок у меня родился. Едва ему исполнилось десять дней, как муж нас забрал в тайгу. Какие болезни? Мы не знали, что такое насморк! – машет она рукой.
В редких перерывах в своей таежной жизни она успела заочно получить специальность зоотехника и рулила всем совхозным животноводством.
В 1993 году страна качалась, как пьяная баба, растерянное сельхозруководство Приамурья предложило Колесовой возглавить совхоз. Ее назвали «патриотом своего народа», и она взвалила на свои плечи непомерный груз – агонизирующее хозяйство. Но спасти его не смогла. Все закончилось привычным в те дни банкротством.
Беда общего пользования
В совхозной собственности было более трех миллионов гектаров тайги, которая после развала совхоза стала официально называться «землей общего пользования».
– Совхозное стадо оленей стало бесхозным, они погибали. У меня сердце чернело от всего происходящего. Сказала пастухам: разбирайте оленей и пасите их самостоятельно, – вспоминает Елена Григорьевна.
Тогда частное оленеводство лучше всех получалось у Дмитрия Яковлева, который от нескольких десятков голов развел многосотенное стадо. Оленевод Яковлев прекрасно знал и понимал тайгу, она была его домом.
Вторая большая беда после распада совхоза пришла в таежный дом бомнакских эвенков вместе со строительством железной дороги Улак-Эльга, которая острой бритвой разрезала их таежные угодья.
Настоящий оскал злых духов: именно на тех местах, где десятилетиями телились оленихи, стали размещаться производственные базы строителей.
У оленя природный инстинкт мощный, он обязательно будет идти на место своего отела, подобно рыбе, которая гибнет, но идет на место нереста, или птице, которая с другого континента возвращается точно в свое гнездо.
– Олени приходили, а там уже стояли шлагбаумы, и животных просто убивали. Димка Яковлев не выдержал всего этого и застрелился. Он не мог противостоять этим масштабам безобразия, – тихо говорит Елена Колесова.
Сама Колесова еще в 90-х годах встала во главе родовой оленеводческо-промысловой общины «Юктэ».
Все эти долгие годы она бьется за то, чтобы за общиной были закреплены таежные угодья, на которых они могли бы охотиться и заниматься оленеводством.
Амурское региональное управление по охране животного мира много лет возглавляет Иван Ряжских. Еще в 2013 году он прославился с появлением в Интернете фотографии, на которой главный природоохранный чиновник Приамурья запечатлен гордо восседающим около туш убитой медведицы и трех ее маленьких медвежат.
Шум был выше неба, но Ряжских в кресле усидел. Читаю его отписки, адресованные Елене Колесовой в ответ на ее правомерные просьбы предоставить общине угодья в аренду. Находятся десятки уловок, чтобы отказать эвенкам быть хозяевами в своем доме, имя которому тайга.
Олени приходили, а там уже стояли шлагбаумы, и животных просто убивали
Оленеводы-таежники выигрывали суды у ведомства Ряжских. Арбитражный суд Амурской области именем России обязал передать общине на пять лет в аренду 1 миллион 268 тысяч гектаров земли, охотники и оленеводы облегченно вздохнули. За три месяца до окончания срока аренды Колесова пишет заявление в управление по охране животного мира с просьбой продлить лицензию. Согласно федеральному закону «Об охоте», они имели право заключить охотхозяйственное соглашение без проведения аукциона.
– Я жила и живу в состоянии стресса: когда писала заявление, забыла указать срок лицензии, но у меня заявление приняли. Ровно через месяц с улыбочкой отказали, пояснив, что я не указала сроки аренды, – говорит Елена Григорьевна.
Китайская пытка!
Оленеводы обращаются в Амурский арбитражный суд, который принимает их сторону и обязывает региональных чиновников продлить лицензию для эвенкийской общины «Юктэ».
Община просила землю в долгосрочную аренду, на 49 лет, на основании имеющийся долгосрочной лицензии. Им отказали, сославшись на очередное ведомственное письмо Минприроды. Круги адовы продолжаются: «Юктэ» предлагают заплатить за право пользования угодьями почти два с половиной миллиона рублей.
Колесова месяцами мечется, пытается найти деньги и – не находит. Грустная песня эвенка снова начинается с первого куплета и так – по кругу.
Сегодня Бомнак окружен лесозаготовителями и золотодобытчиками, у которых есть лицензии на их деятельность.
– Депутаты нашего поселка выходили с коллективной просьбой перевести часть бывших совхозных угодий в разряд территории традиционного природопользования коренных и малочисленных народов. Законодательство позволяет это сделать, но нас не услышали, – говорит Марина Подолько, глава сельской администрации Бомнака.
Колесова месяцами мечется, пытается найти деньги и – не находит
В селе пять родовых эвенкийских общин, которые занимаются охотой и разведением оленей. Но ни за одной из них юридически не закреплено ни гектара тайги.
– Нас сегодня никто не трогает, но мы не уверены в том, что будет завтра. Придет человек с дальневосточным гектаром в руках и скажет, что это его земля. И что мы ему докажем? – тихо говорит Лада Абоимова, глава родовой общины «Тайга».
Вернись, лесной олень
…С утра собираемся в тайгу, Елена Колесова везет оленеводам продукты и лекарства для оленей. Гадает, кто сегодня торгует в сельском магазине.
– Хоть бы Надя была, она мне в долг хлеба даст. Другие не дадут. Денег нет совсем, – вздыхает она.
Повезло: торговала Надя – оленеводы будут с хлебом!
Ради встречи с цивилизацией пастухи пригонят стадо максимально близко к лесной дороге. Близко – это 120 километров от Бомнака.
За рулем потрепанной машинешки – Ростик Кузьмин, быстрый, улыбчивый и разговорчивый.
– Почему эвенка Ростиком зовут? Не знаю, матери это имя нравилось, вот она меня так и назвала, – крепко вцепившись в баранку, улыбается Ростислав.
Рассказывает, что половину детства провел в тайге, уезжал туда на все каникулы.
– В тайге прекрасно. Такое единение с природой, что вы себе даже представить этого не можете, – говорит он.
Его поэтический сказ прерывает бездонная колдобина, в которую влетает колесо машины. Ростик нелитературно чертыхается и пружиной прыгает на землю.
Из ям, в которых с головой увязнет семилетний ребенок, машина выкарабкивается при помощи досок, ненормативной лексики на русском языке, настоящего чуда и мастерства Ростика.
– Это нам повезло, бывало, что часами здесь сидели, бегали в село за подмогой. Лесовозы дорогу вконец убили, никто ни за что не отвечает, – резюмирует Колесова.
Часа три тряского хода тянулись серой ватой под рассказы о выходящих на дорогу медведях, о том, как тут замерзали, или «вот здесь машина поломалась в середине января…»
Останавливаемся на перекус. Чаек, простецкая снедь.
– Вот тут у нас много лет лагерь был, сейчас кто-то базу построил, – Елена Григорьевна показывает рукой на желтые вагончики.
120 километров тайги нам покорились за пять часов. Эвенкийские старики раньше такое расстояние называли «две трубки выкурить».
Печалятся, что скоро их отсюда выгонят якутские охотники
Натужно кряхтя, машинка вскарабкалась за Становой хребет, за которым начинается Нерюнгринский район Якутии.
Ростик ориентировался только по ведомым ему знакам – вильнув налево, машина проехала метров 200 и замерла.
– Вон оленьи следы, – сказал он, показывая на едва заметные отпечатки копыт на сыпучем песке.
Глухо лаяли собаки, между деревьями белела палатка, молчаливые олени сбились в тесную кучку, прячась под спасительные пласты седого дыма, который длинной бородой тянулся от дымокура. Оленеводы были несказанно рады приехавшим с большой земли.
Знакомимся. Дмитрий Колесов – тот самый ребенок, которого десятидневным Елена Григорьевна увозила в тайгу. Стеснительный, худощавый мужик робко представляется Славиком, его напарник – Сашей Борисовым.
Гостей не знают, чем угостить и куда посадить. Густой чай с оленьим молоком, оленина вареная и вяленая.
– Угощайтесь, вы с дороги, специально для вас все приготовили. Мы сегодня в палатке пол помыли, – говорит Дима.
Споткнувшись о мой недоуменный взгляд, с улыбкой поясняет:
– Пол свежим сосновым стлаником выстелили…
Под их опекой более 300 оленей. Неспешно рассказывают свои новости, жалуются на обнаглевших медведей.
– Спим в одежде из-за них, и оружие всегда рядом, они запросто могут в палатку ворваться. Хорошо, что собаки заранее шум поднимают, – буднично говорят таежники.
Еще одна беда – волки. Нет спасения от серых разбойников, которые по пятам идут за стадом.
– Яд запретили, мы теперь приспособились – одеколоном отбиваемся от волков. Дешевым одеколоном брызгаем оленей – помогает. Но волчары скоро и к этому привыкнут, – вздыхают пастухи.
У них две ниточки с миром. Одна – спутниковый телефон, по которому из-за дороговизны только получают и отправляют смски: «Экономим каждую букву…» Другая ниточка – «Радио Китая», русскоязычные передачи которого ловит их приемник.
– «Маяк» и «Радио России» уже давно не ловят здесь. В детстве, помню, только их и слушал, – говорит Дмитрий Колесов.
Печалятся, что скоро их отсюда выгонят якутские охотники. Осенью наступает сезон охоты, и соседей просят освободить «помещение».
– Беда, что нет у нас своей территории. Там лес пилят, тут золото моют, здесь – чужие деляны. Вынуждены часто кочевать, а это большие перегоны, теряем много оленей, особенно часто гибнут телята. До слез жалко, – вздыхает Саша Борисов.
Завожу разговор о том, что в границах цивилизации жизнь интересна и многообразна.
– Наша жизнь – тайга и олени. Мы в город ездим раз в пять лет продлевать лицензию на оружие. Там шумно и постоянно болит голова. Мы там жить не сможем никогда, – говорят таежники.
Милан не нужен, тайга милее
– Если бы у нас были свои земли, знаешь, как бы мы развернулись! – мечтательно говорит Елена Колесова.
Она с сестрой Галиной и племянницами шьет из оленьих шкур оригинальные женские сумки, национальные коврики, унты и костюмы. А какие соболиные шапки выходят из-под их рук – глаз не оторвать!
– Всему этому нас научила мама, она умела выделать любую шкуру и шить все что угодно, – говорит Елена Григорьевна.
Сегодня львиную долю времени Колесова вынуждена проводить в походах по чиновничьим кабинетам, годами пытаясь доказать очевидное. Эвенкам, чтобы жить их традиционной жизнью, необходима тайга, без которой они просто погибнут.
– У нас полкладбища в могилах молодых мужиков и женщин, которые сломались. Не выдержали борьбы за право на свою, не похожую на другую жизнь, – тяжело вздыхает глава общины «Юктэ».
Беда, что нет у нас своей территории
Признается, что часто от волнения и осознания полной беспомощности она забывает русский язык: «Когда мне в глаза врут, я по-русски… немею. Только эвенкийские слова в голове остаются».
Елена Колесова дважды участвовала в работе всемирного съезда оленеводов – в Швеции и Китае. Не раз была участницей различных конгрессов малых народов. Национальные изделия, сшитые руками Елены Григорьевны, не раз удостаивались всевозможных конкурсов. Об этом свидетельствует целый «иконостас» грамот и благодарностей, который висит у нее в прихожей.
В прошлом году Колесова победила в национальном конкурсе «Сокровище Севера» и была удостоена права поехать в Милан, участвовать в международном фестивале «Медленная еда» – здорового противовеса пресловутому фастфуду.
Она умудрилась от Бомнака до Италии довезти замороженное оленье молоко и лесную голубицу и покорила мир собственноручным йогуртом.
– Оленье молоко с голубицей – это было единственное доступное лакомство моего детства. Президент Италии был в восторге от этого йогурта, – не без гордости рассказывает Елена Григорьевна.
Помолчав, она, словно бы рассуждая сама с собой, говорит:
– Как вы думаете, почему, когда чиновникам выгодно, они посылают меня, как национальную открытку, на разные конкурсы, съезды и фестивали, а когда я годами пытаюсь объяснить, что мы на своей земле стали невольными браконьерами, то меня никто не слышит?
Гладко было на бумаге…
Заместитель министра внутренней и информационной политики правительства Амурской области Иван Шаталов начал наше общение с выразительного чтения пафосной служебной записки.
– У нас хорошие достижения в изучении эвенкийского языка, – бодрит меня замминистра.
– В Бомнакской школе эвенкийский язык низвели до уровня кружка, который проводится один раз в неделю. Еще лет десять такой педагогики, и учить уже будет некого, – парирую я.
– Не может быть! – отрывает взгляд от белой бумаги Иван Витальевич.
– Мне учителя Бомнакской школы об этом в один голос говорили.
– Колесова не хочет участвовать в аукционах, только жаловаться научилась. У всех общин все хорошо, только у нее проблемы, – недовольно продолжает заместитель министра.
– В Бомнаке ни у одной из родовых общин нет и гектара тайги, на которые у нее были бы документы. Они все на птичьих правах, – говорю я.
Когда мне в глаза врут, я по-русски… немею
Иван Витальевич произносит развернутую речь, сведя её опять же к личности Елены Колесовой, «которая умеет только жаловаться…»
Ситуацию поправляет присутствующий при разговоре Сергей Глущенко – начальник отдела Амурского управления по охране животного мира.
– Да, у бомнакских родовых общин нет юридических документов на пользование тайгой. Там земли общего пользования…
Я им про федеральный закон «О гарантиях прав коренных и малочисленных народов Российской Федерации». Они мне – про глубокие ведомственные письма.
Я про закон «О территориях традиционного природопользования коренных и малочисленных народов Севера», механизмы которого позволят решить многолетнюю неравную борьбу. Они в ответ: эвенки сами виноваты, не хотят участвовать в аукционах.
– Понимаете, вы олицетворяете государство. Оленеводы у вас дважды выигрывали суды. Считаю, что вы дважды не компетентны: что вообще довели дело до суда и что этот суд оленеводам проиграли, – не выдерживаю я.
Час дискуссии заканчивается проникновенным советом:
– Вы с Колесовой будьте поаккуратней. У нее бабка была шаманка.
…Сегодня в Приамурье эвенков осталось чуть больше тысячи человек. Большинство из этой тысячи с родной тайгой разлучены цивилизацией навсегда. Те, кто остались верны своей колыбели – тайге и благородным оленям, годами бьются с чиновничеством, доказывая свое святое право жить той жизнью, которой столетиями жили их предки.
Амурская «флотилия» «белых воротничков» не хочет понимать, что не будет оленя – не будет тайги, а значит – не будет эвенков. Вместо них будут пологие холмики на бомнакском кладбище, под которые раньше срока лягут те, кого не захотел услышать большой и сильный мир.
Прямая речь
Нина Вейсалова, первый вице-президент Ассоциации коренных и малочисленных народностей Севера Российской Федерации:
– В Российской Федерации есть прекрасные законы, которые гарантируют коренным и малочисленным народам жить их исконной жизнью, заниматься охотой, оленеводством, рыбной ловлей. Но очень многое зависит от местных властей. В Якутии, Ханты-Мансийском автономном округе, на Ямале замечательно работают механизмы, которые прописаны в законе о традиционных территориях природопользования коренных и малых народов. А вот в Амурской, Иркутской областях и Забайкальском крае проблем с этими вопросами много. Это все говорит об отношении местных властей к законам, их непонимании нужд и чаяний малых народов.
Фото автора, Mountaintrails.ru
Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/7745