Глядя на картины Олеси Матяш, хочется сказать: золотые руки у художницы! А вот рук у нее нет. Узнав ее поближе, удивляешься, какая потрясающая сила духа у этой девушки.
Глядя на картины Олеси Матяш, так и хочется сказать: золотые руки у художницы! Узнав ее поближе, удивляешься, какое же золотое сердце у этой девушки. И потрясающая сила духа. И железная воля. А вот рук у нее нет.
«Что со мной будет?»
У Олеси фигура манекенщицы, а глаза такой красоты, в которых тонешь, как в море. Перламутровая, ослепительная улыбка, тихий, женственный голос. Через несколько минут общения с ней ты в плену ее магнетизма и обаяния. И не замечаешь пустых рукавов.
В детстве девочка была ребенком талантливым и мечтательным. В теплое время года любила уходить на окраину города, в район старого кладбища, там ей хорошо думалось и рисовалось.
– Находила уединенное место, писала стихи, делала какие-то рисунки. И много мечтала, – белозубо улыбается Олеся.
У девочки в школе были успехи по французскому языку, она видела себя успешной переводчицей в неведомой, но такой манящей Франции.
Рукав Олеськиной куртки зацепился за проклятый крюк, а старая кнопка на пульте управления запала и не слушалась команд
Все оборвалось душным августовским днем 1997 года. Младший брат уговорил Олесю пойти в общественные мастерские и прокатиться на летящем крюке кран-балки.
То были годы вселенского бардака. Вместо развивающих площадок дети «посещали» заброшенные недострои, открытые котлованы, развалины и, вообще, любые производственные объекты, куда можно пробраться и поиграть. Олеся с братом и друзьями беспрепятственно ходила кататься на кране в одну из городских ПМК.
Рукав Олеськиной куртки зацепился за проклятый крюк, а старая кнопка на пульте управления запала и не слушалась команд. Звериным рыком гудел мотор, трос крана быстро наматывался на лебедку, стремглав поднимая к потолку перепуганную девочку, которая из последних сил пыталась отцепить рукав.
– Я до сих пор помню этот страшный звук, как трещат кости моих рук, наматываемые на лебедку крана, и помню этот противный вой мотора, –глядя в сторону, говорит Олеся.
Она потеряла сознание, а когда пришла в себя на промасленном полу мастерской, над ней расплывшимся пятном мелькало испуганное лицо брата. Окровавленный ребенок нашел силы встать и выйти на улицу.
– Помню перепуганные лица подростков, которые меня увидели. Мальчишки побежали в кусты блевать, – вспоминает Олеся.
Она то проваливалась в бездну, то снова возвращалась в действительность. Увидела лицо взрослого мужчины, знакомого их семьи, и растерянно его спросила: «Дядь Саша, а что теперь со мной будет?».
Медицинскую помощь ей начали оказывать только через полтора часа после трагедии. Девочка пережила клиническую смерть и недельную кому.
Когда пришла в себя, то сразу поняла, что вместо рук у нее огнем горящие хирургические швы.
– Казалось, что какая-то фантомная сила тянет меня за руки, вверх, к потолку, – говорит она.
Слезы и воля
После больницы ее руки во многом заменила любимая бабушка, учителя стали приходить к ней домой, незаметно для себя она пальцами ног зажала карандаш и попробовала водить им по бумаге:
– Мне очень хотелось рисовать. Очень!
До трагедии она дружила с городской художницей и поэтессой Ларисой Коноваловой. Долгие вечера проводила у нее дома, слушала, училась, общалась, впитывала…
– Я хорошо помню, как мне было непросто первый раз после трагедии прийти домой к Олесе. Думала, ребенок остался без рук, что я ей скажу? Когда переступила порог, увидела виновато улыбающуюся Олесю, которая провела меня в свою комнату, где был идеальный порядок. Я сразу поняла, что этот порядок навела сама Олеся, – вспоминает Лариса Тимофеевна.
Она упорно продолжала рисовать, пальцами ног зажимала кисточку или карандаш и с недетским терпением преодолевала непреодолеваемое. Часто рисовала, зажав кисточку в зубах, увлекалась так, что перегрызала ее деревянную ручку.
Бывало, Олеся прибегала домой вся в слезах, когда слышала вслед: «Дура, ты что рукава заправила?»
– Я часто себя жалела, а это плохо, – говорит она.
Ее социальная реабилитация в большей степени проходила в пустынном холле городского техникума, где вахтером работала Лариса Тимофеевна Коновалова. Девочка часто приходила к ней на дежурство, и они вновь часами говорили об искусстве, поэзии, живописи и тонких мирах.
Когда Олесе исполнилось 14 лет, одна из христианских церквей устроила ей четырехмесячную реабилитацию в Германии, куда она прилетела вместе с мамой.
– Вот тогда в моей жизни произошел перелом. Я поняла, что не одна такая на свете, меня там научили многим бытовым вещам. Главное, помогли обрести веру в себя, – вспоминает Олеся.
Она упорно продолжала рисовать, пальцами ног зажимала кисточку или карандаш и с недетским терпением преодолевала непреодолеваемое
Ребенка-инвалида из амурского райцентра годами подъедали сплошные комплексы, страхи и сомнения. Жить стало легче после одной фразы русскоговорящей немки: «Это еще большой вопрос, почему на тебя смотрят люди. То ли потому что у тебя рук нет, то ли потому что у тебя глаза красивые…» После этих слов ей удалось взять себя в руки. В высшем понимании этого слова…
Олеся школьную программу постигала на домашнем обучении, ее аттестат о среднем образовании – без единой «тройки».
Красота жила в девчонкиной душе всегда. Олеся часто приходила в городскую художественную школу, и все с замиранием сердца смотрели, как из-под ее зажатой в зубах кисточки выходили чудные пейзажи.
Она поступила учиться на художественно-графический факультет Хабаровского педагогического университета. Там очень удивились, когда увидели ее. Но сказали: «Сдадите вступительные экзамены – пожалуйста, учитесь». Это был единственный случай за всю историю университета, когда диплом преподавателя изобразительного искусства получила девушка без обеих рук, но с фантастической силой воли и горячим желанием жить.
Обнимашки ногами
Диплом Олеся защищала, когда у нее под сердцем уже трепыхалась новая жизнь.
– Случилась большая любовь, и у меня не было вопроса – рожать ребенка или не рожать. Конечно, рожать! – говорит Олеся.
Соню ей помогали растить мама и близкие люди, был период, когда приходилось нанимать няню:
– Я сама кормила Соню из бутылочки, меняла памперсы и зубами вытаскивала из кроватки, когда она плакала, – рассказывает Олеся.
Сегодня Соня заканчивает первый класс, девочка на семейном обучении. Все уроки у нее ведет мама. Еще София успевает учиться в художественной школе.
– Школа – это некий шаблон и стандарт, я хочу своего ребенка развивать гармонично и творчески, поэтому и выбрала такую форму обучения, – говорит Олеся Матяш.
Она нежно обнимает дочку ногами и прижимает к себе. Господи, да не каждая мать способна руками так обнять…
Кстати, Соня не заснет, пока мама не сделает ей массаж спинки.
Себя не жалеть!
Семейная лодка разбилась о берег быта, сегодня ребенка Олеся воспитывает одна. Алименты получает нерегулярно. Понимаю, что она оказалась сильнее бывшего мужа…
– Олеся, а как ты готовишь? – не удерживаюсь я от вопроса.
– У меня есть высокое кресло, на него сажусь и все делаю ногами, – буднично отвечает она.
Диплом Олеся защищала, когда у нее под сердцем уже трепыхалась новая жизнь
Для ног приобрела специальное приспособление, которые фиксирует вечно ускользающую луковицу, а пальцами второй ноги она ловко зажимает нож… Из всей домашней работы она делает практически все, научилась даже гладить одежду. Непокоренными остались только пуговицы, они ногам неподвластны…
– Олеся, у тебя красивый макияж, – замечаю я.
– Женщина остается женщиной, какая разница, есть у нее руки или нет!
Она честно говорит, что счастливой себя почувствовала только несколько лет назад. Когда полностью приняла себя, перестала себя жалеть и возвращаться за свою трагическую черту.
– Бессмысленно задавать вопросы – за что? и почему мне?. Жить надо здесь и сейчас, – убеждена она.
У нее с детства был дар слышать другого, который вырос в профессию. Она дистанционно получила второе высшее образование, став профессиональным психологом. В ее безрукие плечи приходят плакаться многие, она утешает и профессионально вытаскивает проблемные «гвозди» из поникших голов…
– Эмпатия во мне жила всегда. Ну и что из того, что человек физически здоров? Если он слаб, ему плохо, он нуждается в помощи, – отвечает она на мое удивление.
Мэрия выделила ей много чего видавшую в жизни «двушку» в социальный наём. Пока на год
Пенсия у Олеси Матяш 14 тысяч в месяц, 12 из которых она отдает за съемную квартиру. На вопрос – на что живешь? – она отвечает не сразу. Думает.
– Родные помогают, сама хватаюсь за любую подработку, монтирую свадебные клипы, картины пишу. Вот одну покупают в Америку. Как-то живу…
Спохватившись, она говорит, что ощущает себя счастливым человеком.
Недавно власти Свободного признали ее «Человеком года». Самый большой зал в их городе встал, когда смущенная Олеся поднялась на сцену, и утопил ее в море оваций. Она честно говорит, что ей было приятно…
Мэрия выделила ей много чего видавшую в жизни «двушку» в социальный наём. Пока на год. На больший срок порадовать «Человека года» власть не решилась…
Теперь все, что только можно, она тратит на ремонт социального подарка.
Два часа нашего разговора пролетели как миг, напоследок я спросил ее о мечте.
– Хочу больше писать картин, но пока нет такой возможности. Проза жизни с извечным бытом отнимает много сил и времени, – первый раз за два часа вздохнула Олеся.
Вот такая мечта у Олеси Матяш, хрупкой женщины с сильным маресьевским духом.
Писать картины не имея рук. Быть красивой, счастливой и помогать выходить из сложных ситуаций тем, у кого руки есть. Это и есть настоящий, человеческий подвиг. Ежеминутный на протяжении 20 лет.
Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/7351