Директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлев высказал свое мнение о работе таких крупных проектов, как Амурский ГПЗ, в условиях пандемии коронавируса. По его мнению, останавливать реализацию таких «точек роста» нельзя, иначе это негативно скажется на экономике. Дмитрий Журавлев привел данные, что бюджет Приамурья потеряет 1,2 миллиарда рублей, если стройка будет остановлена.
Интервью с директором Института региональных проблем опубликовала «Российская газета». Амур.инфо публикует текст беседы.
– Дмитрий Анатольевич, сейчас в связи с карантином доминируют две точки зрения: пандемия кардинально изменит мировую экономику и все останется как прежде, но одни отрасли потеряют, а другие выйдут из кризиса окрепшими, с новыми перспективами. А вы как считаете?
– Влияние пандемии и карантина на экономику – это не какая-то абстракция. И выходить из карантина приходится уже сейчас, в противном случае экономические последствия будут чреваты социальными катаклизмами. Никуда не пропали потребности в энергии, тепле, одежде, парикмахерских и других товарах и услугах, которые нужно удовлетворять прямо сейчас. Конкретные последствия мы видим каждый день. Карантин серьезно подкосил туризм, рестораны, перевозки, торгово-развлекательные центры. Авиакомпании простаивают, несут убытки, а супермаркеты оперативно перестроились на онлайн-заказы.
Возвращаются к работе крупные стройки, вахты. И те, кто ранее призывали закрыть масштабные проекты вроде крупных нефтяных вахт из-за вспышки коронавируса, уже поняли, что с экономической точки зрения это неверный шаг. Мало того, что предприятия останутся без энергоресурсов, а транспорт просто встанет, так еще и бюджеты всех уровней просто «треснут» без налоговых поступлений.
Например, великая депрессия 1929-1933 годов ударила по экономике и по людям страшнее любого карантина. Вот и у нас сейчас есть такой риск. Какой Россия выйдет из карантина? Я бы начинал думать об этом уже сейчас.
– И что для этого нужно делать?
– Если подходить стратегически, то нужно определиться с точками роста. А это всегда крупные проекты. Что делать? Закрывать и потом получить великую депрессию? Нет, конечно же. Скептики приводят пример Чаянды. Да, эпидемия коронавируса серьезно подкосила работу Чаяндинского месторождения, но и там тоже постепенно возвращаются к работе. Это пример того, как на месторождении провели работу над ошибками и сделали выводы. Но хочется предостеречь – не нужно поддаваться такому чувству как «головокружение от успехов». Никто не может дать гарантии, что вирус куда-то не проникнет. Плюс осенью возможна вторая волна пандемии. Нужно научиться жить и работать в этих новых условиях, а не останавливать стройки и разработки месторождений при малейшей угрозе.
Давайте возьмем, к примеру, Приамурье. Малый бизнес из-за карантина сегодня встал, а это критически важные плательщики НДФЛ, например, подрядчики Амурского газоперерабатывающего завода, где работают 30 тысяч строителей. Если остановить стройку, бюджет края лишится 1,2 миллиарда рублей.
Вот, смотрите, ввели превентивные меры – и тысячи строителей перестали приезжать в Свободный и тратить там деньги. А для города с населением 54 тысячи человек – это критично.
И это цепная реакция! Нет денег в бюджете – завтра окажется, что школы не откроются с 1 сентября, потому что нечем платить учителям, не на что купить учебники, нечем оплатить электричество и тепло.
Вообще есть важная и малоизученная тема вахтовиков как социальной страты. Их количество в России увеличилось за последние 20 лет втрое – до 1,5 миллиона человек. Вахта – это не временная подработка человека, оказавшегося без работы в тяжелой ситуации. Это постоянная занятость огромного количества мужского населения самого работоспособного возраста. Остановка, помимо кризиса семейных бюджетов, высвободит огромную социальную энергию, которая может приобрести отрицательный заряд на фоне безденежья. Вахтовики разбросаны по разным объектам и отраслям, но в целом это сплоченное пассионарное сообщество, которое имеет самоидентификацию вахтовика.
– Какой подход вы предлагаете?
– Крупные стройки в принципе можно контролировать лучше, чем ТЦ или офисы. С одной стороны, такие площадки можно изолировать от окружающего мира. С другой, это зачастую градообразующие объекты, те самые точки роста, на которых и держится экономика во время пандемии коронавируса. И которые критически важно сохранить.
– Есть ли уже наработанные методы, как это можно сделать?
– Практика показывает, что ситуацию с коронавирусом удержали там, где сделали ставку на профилактику – обеспечили всех медиков средствами защиты, начали бесплатно раздавать маски, закупили ПЦР-тесты.
Во-вторых, эффективен режим «закрытого контура». Что это значит? Не пускать на строительную площадку тех, кто напрямую не задействован в строительстве, проводить медицинский досмотр и бесконтактный замер температуры прямо на КПП, ограничить выезд для всех строителей и инженерного персонала. А для тех сотрудников, кому приходится выезжать за территорию, организовать пломбирование транспорта, чтобы не было возможности ни с кем общаться по дороге и заразиться. Например, на том же Амурском ГПЗ применили «закрытый контур» – и на практике убедились, что создали территорию с минимальными рисками проникновения коронавируса. Минимальными – но вполне возможными. Однако с этим можно работать.
– Хорошо, а как обезопасить здоровье сотрудников, приезжающих из других регионов?
– Карантин. Напомню, что это не когда мы все сидим дома. Это слово – от итальянского quaranta, происходит из практики Венеции XV века, когда корабли из других стран должны были стоять на якоре 40 дней, прежде чем зайти в порт. Сегодня такие большие сроки не нужны, все-таки медицина шагнула далеко вперед.
Большинство российских компаний уже разработали подробные руководства по мерам изолирования вновь прибывших сотрудников. КамАЗ, например, призвал бизнес продумать меры по подготовке дополнительных волонтерских бригад, которые также могли бы оказывать необходимую помощь и борьбе с пандемией.
Источник новости: https://www.amur.info/news/2020/06/09/174059