Современный человек сталкивается не столько с реальными угрозами, сколько с ощущением их постоянного присутствия. Экономическая нестабильность, неопределённость будущего, социальное давление – всё это формирует высокий тревожный фон. И в этих условиях устойчивость – не про контроль над ситуацией, а про способность находить внутренние опоры, когда внешние не так очевидны.
О тревожных и панических состояниях сейчас говорят много и разное. Корреспондент Амур.инфо не стал исключением и к Международному дню паники побеседовал с врачом-психотерапевтом, тренером Всемирной ассоциации позитивной и транскультуральной психотерапии Максимом Чекмарёвым. В большом интервью – подробно о панических атаках, об отличии тревоги от страха и о том, как наша способность к доверию, уверенности и надежде влияет на психическое здоровье.
Фото: Максим Чекмарёв
— Максим Викторович, объясните, пожалуйста, чем тревога отличается от страха и панической атаки?
— Страх – это эмоция, притом одна из базовых. Тревогу правильнее назвать чувством. Когда мы говорим о панической атаке, то в этот термин вообще люди вкладывают сейчас достаточно много. Если говорить о страхе и о тревоге, это переживания, которые связаны с фрустрацией нашей потребности в безопасности. Когда мы ощущаем угрозу нашей безопасности, то в этом случае будет возникать страх или тревога.
Страх как эмоция менее продолжителен и обычно предметен. «Я боюсь» – и вы чаще всего можете назвать, чего именно – человека, конкретное событие. И таким образом страх способствует тому, чтобы мы избегали встречи с предметом страха, удалялись от него максимально, так как одной из ключевых задач человека является выживание.
Тревога как чувство более продолжительная, она может создавать фон настроения, и она не имеет предмета. Это не значит, что тревога «ни о чём». Об этом не стоит думать. Если вы не поняли, о чём ваша тревога, если вы чувствуете тревожный фон, то это повод присмотреться к себе внимательнее – самостоятельно или с помощью специалиста. Потому что тревога имеет тему. Тема – это целое поле каких-то жизненных вопросов, которые также связаны с небезопасностью существования. Тревога обращена в будущее, и она предполагает наличие переживания надвигающейся беды или надвигающейся опасности. Она касается, например, вопросов здоровья или будущего детей, финансовой ситуации, некоторых духовных вопросов.
У очень многих людей сейчас есть тревога, страх того, что он каким-то образом станет хуже. Мы можем также говорить о тревоге, которая касается физиологических процессов, например, старения или предстоящего материнства. Тревога предполагает тему, которая связана с какой-то экзистенциальной данностью, данностью человеческого существования.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Что происходит с телом и мозгом во время панической атаки?
— Паническая атака – это состояние, которое связано с тревогой и страхом, по сути дела, оно существует и как эмоциональный процесс, и как физиологический процесс – то есть как процесс идеаторный, то есть в нём участвует вся психика в целом, и тело, и воображение, и чувственная часть, потому что мы всё-таки чувства и эмоции переживаем в теле. Поэтому можно назвать паническую атаку острым состоянием, которое является приступом страха или обострения тревоги и сопровождается многочисленными физиологическими проявлениями, такими как сердцебиение, потливость, головокружение, мышечное напряжение в теле, учащение дыхания.
То есть это определенная вегетативная буря, связанная с переживанием небезопасности. Очень часто это переживание в данный момент оторвано от предмета. Хотя сам фон небезопасности в жизни человека обычно есть.
Во время панической атаки большая часть людей не задумываются о том, что послужило триггером, поводом, фоном для формирования такого состояния. А состояние это жизни не угрожающее. Оно обычно кратковременное. И это, в первую очередь, переживание мозга, потому что в нём психологического больше, чем физиологического. В нём присутствует очень часто страх, который разворачивает вот эту картину – «сердце выпрыгнет», «я могу умереть». Это тревожный настрой, представление будущего как негативного – здесь работает бессознательное, и очень активно. Оно связано и с телесным состоянием, с ощущениями в теле. Очень многие люди рассказывают как раз вот об этих панических, катастрофических картинках будущего. Соответственно, эффекты симпатической нервной системы мы наблюдаем в теле.
Очень важно понять, что при панической атаке то, что происходит в теле, намного скромнее того, что происходит в психике. То есть в психике это очень мощная картина, на уровне тела – изменения гораздо меньше.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Почему у некоторых людей тревога – постоянный фон? Это темперамент или приобретённое?
— Говорить о том, что тревога для кого-то постоянный фон – это, конечно, преувеличение. Мы можем говорить о том, что тревога – это доминирующий фон или доминирующее чувство. И оно во многом связано с тем, как мы в этом мире удовлетворяем свою потребность в безопасности. Здесь стоит сказать, что в целом существование человека связано с тревогой. Есть такой термин, как «экзистенциальная тревога» или «тревога существования». И все из нас ей подвержены. Разные авторы выделяли разные системы экзистенциальных тревог. У Ирвина Ялома (американский психотерапевт, автор книги «Экзистенциальная психотерапия». – Прим. ред.), например, их четыре.
Это смысл жизни, соответственно, тревога бессмысленности нашего существования, вопрос конечности нашего существования. Мы смертны, и нам что-то с этим приходится делать. Это тревога изоляции или одиночества, так как мы понимаем, что до конца разделить наш внутренний мир никто не может. Между нами и другим человеком, какими близкими наши отношения бы ни были, существует дистанция. Нам всё равно, рано или поздно, по тем или иным причинам, естественным или неестественным, придётся расстаться даже с самыми близкими людьми. Ну и четвёртая экзистенциальная данность – это свобода. В этом мире такая парадоксальная игра свободы и несвободы. С одной стороны, мы обречены на свободу, как писали некоторые философы, в частности Сартр. С другой стороны, мы очень сильно ограничены – пространством тела, жизненным отрезком, силами, своими способностями. И вот нам приходится постоянно понимать, что, с одной стороны, нет никакой инструкции по применению жизни, с другой стороны, мы всегда сталкиваемся с ограничениями.
Согласитесь, это вопросы, которые любому человеку свойственны. И согласитесь, что люди так мало уделяют им внимания, что тревожный фон не кажется удивительным. Мне он не кажется удивительным нисколько. Это неразрешенные вопросы, это вопросы игнорируемые, от которых люди бегут. Ну и, собственно, когда человек убегает от экзистенциальных данностей и пытается тревоги существования переключить на что-то другое, он становится очень уязвимым.
Допустим, если я бессмысленность в своей жизни пытаюсь закрывать, например, успешностью, большим количеством работы, то каждая трудность, связанная с моим успехом, будет подсвечена этой тревогой бессмысленности. То есть: «Тварь я дрожащая или право имею? А вдруг я деградировать начну? А вдруг я буду менее успешен, чем другие, и тогда, когда я умру, меня все забудут?»
Когда мы начинаем наделять какие-то отдельные наши жизненные повседневные задачи свойствами экзистенциальной данности, то есть ставим всё на карту смысла, то жизнь становится менее устойчивой. А чем менее устойчив предмет, на который мы поставили все, тем больше тревожный фон. Поэтому, когда мы говорим о тревоге как о постоянном фоне, во многом это связано с темой экзистенциальных тревог. Они характерны для всех, и в принципе современные люди в эту сторону обращаются мало, и у нас очень много шатких опор.
Тревожный фон во многом связан и с ситуацией, в которой мы живем. Та среда, в которой мы находимся, она объективно содержит много или мало угроз? Нам иногда в книгах пишут, что нас сейчас лев не съест, какое-нибудь животное нас или насекомое ядовитое не укусит. Но мы просто в другом мире живем, где опасности другие. Например, очень много социальных опасностей, очень много опасностей экономических. Мы вроде бы живем в мире, в котором природа нам угрожает меньше, но люди нам угрожают достаточно много. И вот тут возникает вопрос доверия. Несмотря на то, что в мире существуют угрозы, нам в целом стоит делать шаг и в сторону мира, и в сторону людей. Но на уровне убеждений нас скорее учат удаляться, отстраняться, всех постоянно проверять. Нас не учат выбирать тех, кто безопасен, нас учат на всякий случай полагать, что все небезопасны. И вот эти концепции тревожный фон ставят на максимум – когда у нас нет способности доверять, когда у нас плохо с надеждой, то есть со способностью представить мир как место, наполненное ресурсами, на которые тоже можно полагаться, мир, не настроенный против нас.
Также это вопрос уверенности. Если я знаю свои ресурсы, свои способности и чувствую, что способен справиться с жизнью, тогда тревога беспокоит меньше. Мы живем в мире, в котором даже как будто бы стыдно доверять другим, к сожалению. Ну и этот мир очень нестабильный, и нас никто не учит в этом искать опору.
Когда говорят о генетических предпосылках чувственного или характерологического, я от этого стараюсь держаться подальше. Почему? Потому что всегда очень важно понимать, как это разворачивается в реальной жизни. Потому что мир не страшный по факту рождения, а вот как нас научили его интерпретировать – гораздо важнее.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Правда ли, что панические атаки чаще случаются у молодых и активных людей?
— Я думаю, что мы наблюдаем панические атаки чаще у молодых людей, людей среднего возраста, потому что это те люди, которые сами у себя их тоже наблюдают. То есть мы не знаем их объективную частоту в подростковом или в пожилом возрасте, скорее, в силу того, что эти возрастные категории меньше обращают на это внимание. Подростки такой обесцениваемый класс людей – взрослые не так внимательны к их внутреннему миру. А в пожилом возрасте очень многое списывается на соматическое.
Исходя из того, как я объяснял механизмы панических атак, их связь с тревогой, с экзистенциальными данностями, со страхом, с высоким тревожным фоном, всё это может быть у человека любого возраста. Поэтому я не знаю, полезно ли в этом месте рассуждать про эпидемиологию. Здесь важно сказать, что сами панические атаки – это симптом.
То есть это симптом внутри чего-либо, какого-то состояния. Тревожного, например, расстройства или тревожно-депрессивного. А этим расстройствам все возрасты покорны.
Стоит сказать, что сейчас есть целая эпидемия тревоги, об этом люди говорят достаточно давно. Ролло Мэй (американский психолог и психотерапевт, теоретик экзистенциальной психологии. – Прим. ред.) ещё на рубеже 60-х и 70-х годов говорил, что идет век тревоги. И похоже, он продолжается. Поэтому я бы здесь говорил не про возраст, а про то, что стало больше факторов, которые подпитывают тревожные расстройства. И именно молодые активные люди – это люди, которые чаще всего сталкиваются с социальной реальностью и вынуждены в ней выживать сами и заботиться о детях, родителях, своей собственной судьбе. Поэтому они могут быть более уязвимы.
— Как понять, что это не просто «нервы», а тревожное расстройство?
— Я думаю, что это вообще симптоматичная история для современного этапа интереса людей к психологии. Как будто бы есть вопрос: где – серьёзно, а где – не серьёзно? Там, где страдаете, там и серьёзно. Вот он – ответ на этот вопрос.
Мы всерьёз обращать внимание на чувства людей должны не тогда, когда они переходят в какую-то клиническую черту, а постоянно. Более того, это и есть профилактика. Никогда происходящее с нами не является просто «нервами», потому что любые чувства, которые в нас есть, а тревога и страх – это тоже чувства, они указывают на определённые неудовлетворённые потребности, на необходимость позаботиться о себе, притормозиться, сориентироваться в жизни, выйти из какой-то травмирующей ситуации.
Да, мы, может быть, ещё не нажили клинического расстройства. Так это и прекрасно. Поэтому внимательность и забота о своём психическом мире – вот это значимая история. Дифференциальный диагноз – это для врача информация. А для всех нас важно иметь способность бережно относиться друг к другу и к самому себе.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Может ли тревога проявляться только физически – через боль в груди, головокружение, потливость – и не ощущаться как страх?
— В принципе, любое чувство может проявляться телесно и не осознаваться. Вообще в эмоциях есть два компонента – соматический и когнитивный. Соматический предшествует когнитивному – это феномены тела, какие-то явления в теле, которые сопровождают любое переживание эмоций. Это характерно для всех чувств. То есть вы можете просто прислушаться к себе и понять, что у вас рисунок каждой эмоции свой какой-то, каждый по-своему её проживает. А когнитивный момент – это понимание того, что за чувство мы сейчас чувствуем.
И по разным причинам мы можем не понимать, быть не в контакте с этой эмоцией. Оно запретное, внезапно возникшее, его очень много накопилось, и человек живёт под большим грузом стресса, где всё просто не успевает осознавать. Бывают ситуации, когда у людей не очень высоко развит эмоциональный интеллект или почему-то заблокирована эта способность – замечать и распознавать свои эмоции, или мы переключены на какие-то другие задачи, которые сейчас стали актуальными.
Поэтому такая история, как панические атаки, это же и есть очень яркий пример такого соматизированного накопленного страха. И явлений соматизированной тревоги, соматизированного страха очень много. Соматизируется так же часто, как и тревога, – это злость и стыд. Тут тоже очень много телесных феноменов. Очень часто в таких острых приступах, особенно связанных с социальной тревогой, много стыда. То есть нашего переживания несостоятельности, неполноценности, никчемности, опасения, что от нас все отвернутся и будут презирать. Поэтому я бы не говорил, что только лишь одна тревога является причиной соматизированных острых чувств.
— Почему тревога и паника часто приходят «на ровном месте», когда вроде всё спокойно?
— Тревога и паника, если честно говорить, на ровном месте не приходят. Мы чаще всего привыкли, что психологические реакции возникают в ответ на стресс немедленно. У нас есть целых три варианта, как они могут соотноситься со стрессовыми ситуациями: после стресса приходить, во время стресса и до него.
Например, накопленный стресс, особенно когда что-то было ответственное – выполненная работа, сданный экзамен. Ваши опасения, что вы в чём-то ошиблись. Это часто ещё с чувством вины смешано. Вот это пример того, когда это может родиться после. А мы ведь не всегда в жизни замечаем такие тонкие движения чувств, потому что в целом эмоции, если их не наблюдать, могут быть незаметны. Они не всегда являются сильными состояниями. Мы часто привыкли замечать эмоции, когда они достаточно выраженные. Но мы ведь чувствуем чувства всегда. Любая ситуация в жизни способна вызвать эмоциональный отклик, пусть даже небольшой. Это накапливается.
Плюс тревога – это чувство, обращённое в будущее. Она связана с надвигающейся угрозой, надвигающейся бедой. Если что-то предстоит такое, в чём вы не чувствуете своих сил, где вам кажется, что что-то пойдёт не так, то тогда тревога и страх могут возникать заранее. Ну а в момент стресса их обычно люди замечают. Поэтому, когда мы говорим о тревожном фоне, внезапно возникшем, или страхе накатившем, ну или если достигает уровня паники, то нам важно эту внимательность проявлять.
Когда мы говорим о панической атаке, то в самой панической атаке нужно сначала справиться с ней, а потом уже отслеживать эти тонкие взаимосвязи между событиями жизни, триггерами, нашими состояниями. Мы иногда сами можем не подозревать, что что-то так или иначе вызывает фоновую тревогу.
Есть еще один нюанс, который касается тревоги как особого чувства. Тревога – это часто маркер внутреннего конфликта. То есть если в нас сталкиваются какие-то концепции о жизни, в которых потребности определенные и фрустрированные (мы в сложном выборе, нас раздирают противоречия), тогда тоже может быть ощущение тревоги. И в этом случае внутренний конфликт не всегда будет связан именно со страхом, он будет связан часто с тем, что на уровне бессознательного протекают какие-то процессы как раз фрустрации эмоциональной, и они тоже могут переживаться как тревога. Это то, что стоит обязательно для себя замечать.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Какие внешние и внутренние причины чаще всего запускают панические состояния?
— Внешние и внутренние причины, которые запускают панику, действуют по типу суммации. Основную внутреннюю причину можно назвать словом «тревожность». Вот если тревога – это состояние, то тревожность – это уже черта характера. Это свойства человека, это его концепция о жизни, это особенности мышления.
Я уже отмечал, что сам по себе фон тревожности связан с тремя способностями, которые как раз касаются ощущения нашего чувства безопасности в мире. В позитивной психотерапии мы эти способности называем «уверенность, надежда и доверие». Это три аспекта безопасности. Надежда – это наша способность видеть мир как безопасное место, место, наполненное ресурсами. Если не дружественное, то, по крайней мере, не враждебное нам. И надежда связана с нашим умением представить благоприятный исход развития событий. Не только беспочвенно, но и прямо обнаружить ресурсы, возможности, опоры в жизни. Это фокус внимания на том, что у нас есть, на тех возможностях, которыми мы располагаем.
Для тревожности характерно иное – способность легко представить, как всё пойдёт не так, оценить риски. Тревожность связана с нарушением этого равновесия. По идее, нам необходима как способность оценивать риски, так и способность видеть возможности.
Доверие – это аспект безопасности, связанный с отношениями с людьми. Какие люди в нашем представлении? Они дружественные или враждебные? Они познаваемые или они все мутные и непонятные? Люди готовы с нами сотрудничать или они, скорее, будут конкурировать и противостоять? Здесь очень важная часть в нормальной способности к доверию – это презумпция невиновности. То есть люди по умолчанию «окей». Да, бывает, что люди доказывают обратное, и мы понимаем, что есть те, кто не особенно достоин нашего доверия, но в целом с большей частью людей всё в порядке. Кстати, и с нами тоже.
Третья способность – это уверенность, это умение в себе видеть опоры, в себе видеть возможности, принимать собственные внутренние решения.
Тревожность – это черта характера, один из обязательных компонентов для того, чтобы тревожные расстройства, панические состояния возникали. Триггеры сами по себе – это события большие или не очень большие, которые так или иначе несут в себе угрозу. Они могут быть как в настоящее, так и в будущее спроецированы. И когда мы говорим о триггере, мы имеем в виду, что мы каким-то образом привыкли удовлетворять нашу потребность безопасности. Это сложилось на жизненном опыте. Например, если я всегда всё делаю безупречно, на «пятёрку», и через это чувствую безопасность, то, само собой, какой-то дефицит достижений или риск того, что я не сделаю всё на «пять», будет вызывать подъём уровня тревоги.
Возможно, мы приучаемся справляться с тревогой через наведение порядка, наведение чистоты. Да, это все способы справляться. Сами по себе они безопасность не приносят, но это некоторый привычный путь. И получается, когда этот привычный путь поддержания уровня безопасности каким-то образом нарушается, будет подъём таких эмоций, как тревога и страх. Потому что привычный способ удовлетворения потребности не срабатывает. Мы можем учиться их по-другому удовлетворять, мы будем становиться более устойчивыми, но триггер работает так, покуда для него есть почва.
Есть объективный стресс, который связан не с привычными способами удовлетворения потребностей, а с тем, что в нашей жизни происходят события, которые угрожают этой безопасности реально здесь и сейчас. И что первое, что второе, конечно, может приводить к паническим состояниям.
Большее внимание, конечно, психотерапевты проявляют к триггерным факторам, потому что с объективными событиями мы ничего не можем поделать. Триггерные факторы могут быть совершенно трудноописуемыми, не очень рациональными. Но никто не обещал, что наше бессознательное будет рациональным. Скорее, по определению, довольно часто иррациональное и связано с чем? Связано с нашим способом адаптации к действительности. А действительность? Она у каждого разная, и многие люди объективно жили в мире, в котором безопасности было мало, приходилось предпринимать сверхусилия, чтобы ее поддерживать, и это отражается на их текущей жизни.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Можно ли «заразиться» тревогой от близких, например, от тревожной мамы или партнёра?
— Тревога, само собой, не заразна, да и вообще психические расстройства не заразны. Помните, папа говорил в мультфильме «Простоквашино» (0+) о том, что сходят с ума поодиночке, а вот гриппом болеют все вместе. Но здесь несколько иначе всё действует.
Например, если вы жили в семье, где родители были тревожные, то есть у них способности, которые помогают поддерживать удовлетворительные ощущения безопасности в мире, были не очень, то и у вас не было возможности научиться. Если родители были тревожными, то ребенку приходилось много тратить сил на то, чтобы их успокаивать, вместо того чтобы развивать свои способности к безопасности. И родители не были для него достаточным примером. И поэтому понятно, что очень часто у тревожных родителей могут быть и тревожные дети. Единственное, что мы должны помнить: мы живем не в безвоздушном пространстве, есть и другие люди, которые принимают участие в нашем воспитании, и они, конечно, способны компенсировать то, чего не хватило в родительской семье.
А вот если у нас есть тревожный партнер, угрожающий даже партнер, друг, муж, жена, то тогда получается, что мы сталкиваемся с актуальной фрустрацией безопасности. И поэтому наш страх или тревога связаны с тем, что рядом с нами есть человек, который угрожает чувству нашей безопасности, «хорошести», уверенности в себе. Возможно, он её подтачивает через какую-то привычную, постоянную, повседневную критику. И здесь тоже мы не говорим о заражении, мы говорим о том, что потребность в безопасности не удовлетворяется. Нам тут самим бы справиться, а тут приходится ещё и от внешних стимулов так или иначе отбиваться.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Что делать, если у человека случилась паническая атака прямо сейчас? Как помочь себе или другому?
— Если говорить об остром паническом состоянии, которое происходит здесь и сейчас, – это не тот момент, где мы можем вылечить это состояние. Но нам можно его компенсировать: важно вспомнить, как работает тревога.
Я уже говорил о том, что тревога – это переживание, связанное с будущим, с чувством надвигающейся беды. Поэтому большая часть способов самопомощи или помощи другому – это разные способы «заземления». Что я имею в виду: это возвращение в настоящее, это возвращение «в тело». Наши сенсорные системы – зрение, слух, обоняние, тактильное чувство, наша телесность – должны как-то укорениться в настоящем. Это значит, что нам важно почувствовать, например, пол под ногами (создать хорошую опору, если мы стоим или сидим). Попробовать поискать при помощи внимания разные сенсорные стимулы: какие-то вещи увидеть, которые происходят вокруг нас, сосредоточиться на звуках, на каких-то обонятельных стимулах. Попробовать до себя дотронуться, до вещи, до другого человека – такое заботливое касание способно в том числе нас «заземлить».
Ну а если я нахожусь рядом с кем-то, то я могу быть с ним ещё и в диалоге. Этот содержательно-поддерживающий диалог, он должен подсветить это чувство. То есть: «Похоже, тебе сейчас страшно, ты сейчас в тревоге. Сейчас есть это чувство опасности». Мы можем человеку давать обратную связь, что паническое состояние не опасно для его жизни, потому что у многих это сопровождается как раз страхом смерти.
У нас есть и ряд физиологических процессов, в частности дыхание, которое одновременно бессознательно, но и подвержено влиянию нашей воли, нашего сознания. В момент панического состояния надо заметить, как я дышу, перевести его на осознанное управление, вспоминая, как я дышу в спокойном состоянии – это дыхание животом, полное, медленное. Мы можем попробовать использовать какие-то дыхательные техники, например, достаточно глубокий вдох на четыре счета, пауза на четыре счета, потом выдох также на четыре счета – это называется дыханием по квадрату. Главное – не считать очень быстро, потому что наша задача восстановить ритм дыхания, который больше свойственен нашему спокойному состоянию.
Если у человека панические, тревожные, острые состояния встречаются часто, важно заметить этот телесный паттерн спокойствия. «Когда я спокоен, когда я «окей», как чувствует себя моё тело, каким образом я дышу?» Заметить, зафиксировать, и в тот момент, когда мы впадаем в панику, восстанавливать паттерн дыхания, спокойного состояния – осознанно. Тем самым тело тоже будет сигнализировать нам о том, что всё хорошо, мы в настоящем, прямо сейчас не происходит каких-то страшных вещей.
Если это не острый приступ паники, а приступ тревоги, связанный с ощущением чего-то негативного, можно осознанно наряду с вот этими нашими страшными картинами, которые сами по себе разворачиваются, попробовать представить нейтральные, не такие катастрофические, а может быть, даже благоприятные исходы. То есть помочь нашему воображению тоже выйти за пределы формирования панической картины.
Фото: изображение сгенерировано нейросетью
— Как сегодня лечат панические расстройства?
— Лечение при тревожных расстройствах – в первую очередь, психотерапевтическое. И в целом тревога – распространенное состояние, все основные психотерапевтические школы располагают способами работы с ней. У нас тут периодически возникают какие-нибудь споры психотерапевтические, я их называю конфессиональными спорами – вот как люди спорят о том, как в бога верить правильно, точно так же и спорят о том, как психотерапевтически помогать при тревоге. Психоаналитические подходы, гуманистические подходы, поведенческие подходы – все они располагают способами работы с тревожными состояниями.
Когда мы говорим о панических атаках, мы говорим о том, что неплохо сочетать краткосрочные и долгосрочные развивающие методы психотерапии. Примеры краткосрочных я уже привел, то есть как нам это понимать, что нам делать, когда это тревожное, паническое состояние возникло. Они обычно не очень специфические, разные психотерапевтические подходы, может быть, предложат даже довольно похожие вещи. Потому что они не принадлежат какому-то отдельному направлению психотерапии. Они достаточно универсальные.
А вот развивающие компоненты могут быть достаточно разные в зависимости от того, как тот или иной психотерапевтический подход интерпретирует причины тревоги. Потому что, когда мы работаем с человеком в «долгую психотерапию», нам важно, чтобы он сам понимал причины и механизмы развития тревожных состояний. Эти причины и механизмы могут быть разнообразными. Они, например, могут быть связаны с пониманием границ собственной ответственности. Мы склонны часто тревожиться, когда в нашу ответственность включается то, на что мы не можем влиять. Могут быть связаны с развитием способностей эмоциональных, я вот как раз говорил про уверенность, доверие и про надежду. С развитием контакта с собой, с пониманием происхождения симптомов, в том числе и через историческое исследование.
Каждый психотерапевтический подход видит по-разному этот путь, но это не значит, что они будут неэффективны. Это скорее означает, что сами по себе панические атаки как симптом – довольно благодатный. С ним справиться получается при наличии профессиональной помощи достаточно быстро. А вот с тревожностью нужно будет поработать. Нужно понимать, что это задача для уже более долгосрочной психотерапии.
Панические атаки и тревожные расстройства – это психогенные расстройства, то есть те, которые связаны со стрессом, а психотерапия – это ведущий способ лечения. И назначение препаратов здесь обычно бывает тогда, когда ресурсов у человека маловато, или длительная ситуация психотравмирующая, или наоборот острая психотравмирующая ситуация, которая много сил задействует, или отсутствие поддерживающего окружения – в этом случае специалист оказывается этим поддерживающим окружением. И здесь назначение препаратов делает врач-психотерапевт или врач-психиатр. Я здесь призываю не бояться обращаться к психотерапевтам и психиатрам, то есть к специалистам с медицинским образованием. Если есть необходимость, он назначит препараты, или, наоборот, посчитает, что медикаменты не нужны, что для пациента психотерапевтический путь будет более благоприятным, и даст какие-то рекомендации относительно коррекции его образа жизни.
Источник новости: Amur.info