Судьба мужская / Александр Ярошенко / Колумнисты

Он был, как сказали бы сейчас, трудновоспитуемым ребенком. Уже больше 20 лет профессионально спасает людей. Но не смог привыкнуть  к чужой боли и не научился врать.

Он в детстве был, как сказали бы сейчас, трудновоспитуемым ребенком. В двадцать три года искал справедливости у главного милиционера России, прорвавшись через три кольца министерской охраны. Больше двадцати лет он профессионально спасает людей. Повидал всякое, но так и не смог привыкнуть  к чужой боли, так и не научился врать и по-прежнему стесняется собственных слез.

Лучший дояр Сахалина

Через несколько минут общения с Валентином Желонкиным не покидает чувство, что ты знаешь его половину жизни. И секрета тут нет, просто это человек такой: искренний и бесхитростный. Невысокого роста, ладно скроенный, с мальчишеской щербинкой в зубах – на образ могучего защитника планеты добра от зла он, пожалуй, не подойдет. Тут голливудские стандарты незыблемы. Но Валентин в отличие от растиражированных героев – душевный, простой и открытый. Именно к такому пойдешь за помощью, если вдруг что.  

У Желонкиных было восемь детей, Валек третий по счету. Мать – советская  доярка, отец – совхозный  тракторист. Детвора росла  по большей части самостоятельно. Валя три раза тонул, учился плохо и слыл непоседой.

Очень любил голубей, изо рта поил их водой, а те от благодарности жмурили глаза. Валя блаженствовал! Случалось, правда, ему и чужих голубей привечать… За это (и не только за это) он состоял на учете в детской комнате милиции.

– Я в детстве был шебутной и непослушный, когда сейчас мои учителя говорят, что мной гордятся, мне даже неловко становится, – улыбается Валентин Желонкин.

Сын доярки в пятнадцать лет выиграл конкурс мастеров машинного доения в родном совхозе, а потом был признан лучшим дояром на областном конкурсе среди школьников, за что ему торжественно вручили первый приз его жизни – хрустальную вазу.

Со всероссийских соревнований он приехал «бронзовым» призером. Молочную стезю его жизни перешибло небо. Мальчишка записался в аэроклуб, стал одним из самых дисциплинированных и способных его учеников. За его спиной 848 прыжков с парашютом.

– Первый прыжок – это как первый поцелуй. Страшно и ноги трясутся. Честно скажу, что каждый прыжок это волнение, в котором есть и страх. Кто говорит, что не страшно прыгать – врет, – категорично итожит Валентин Юрьевич.

Но чувство полета – это лучшее из испытанных им чувств. Когда под тобой пелена облаков сахалинского неба, а выше – лазурный небосвод, это и есть счастье.

В аэроклубе он познакомился со своей будущей женой, она тоже «болела» небом.

Валентин признается, что он с его обостренным чувством социальной справедливости мечтал быть милиционером. В милицию парня не брали, намекая на то, что один из его братьев преступил закон.

– Я никак не мог понять, почему я должен отвечать за грехи своего брата. У меня братьев и сестер семь человек – как я могу отвечать за всех? – недоумевает Валентин.

Первые три дня в том аду он не мог не то что есть, но даже не выпил и глотка воды. Только смачивал пересохший рот. Концентрация горя и ужаса была просто запредельной 

Октябрь 1991 года. Растерянная после путча Москва. Валентин Желонкин в белой куртке и синих, пропахших уксусом «варенках», прорывается сквозь три кольца охраны «белого дома». Парень жаждал попасть на прием к главе МВД. Он хотел доказать министру, что  несправедливо отказывать ему в приеме на службу в органах правопорядка.

– Я почти дошел до цели, как передо мной вырос шкафоподобный охранник, который ошалело выслушал мой рассказ и велел идти на какой–то бульвар. Сказал, что министр принимает там, – улыбаясь, вспоминает Валентин.

Земля стонала

В 1994 году он пришел работать спасателем  в недавно образованный отряд МЧС по Сахалинской области. Валентин прошел через весь ад Нефтегорского землетрясения, которое случилось 28 мая 1995 года. Их вертолет приземлился на стадионе одной из Нефтегорских школ в 5 часов утра 29 мая.

– Первое, что подумал, выйдя из «вертушки», что горит городская свалка. А это догорал газ в разрушенных домах, – говорит Валентин.

Первые три дня в том аду он не мог не то что есть, но даже не выпил и глотка воды. Только смачивал пересохший рот. Концентрация горя и ужаса была просто запредельной. Спасатели работали на износ, их главными рабочими инструментами были лом и перфоратор. А рухнувшие на человеческую жизнь плиты перекрытия приходилось порой поднимать при помощи увязанных в веревку брючных ремней.

– Одну плиту отодвинули, а там в кресле, на подушке, мертвый мальчик месяцев шести, не больше. А над ним распростертое тело молодого отца с переломанным позвоночником. По всему было видно, что он в последнюю секунду кинулся к ребенку и закрыл его собой. А малец был целенький, он просто задохнулся. – Валентин отворачивается и не может сдержать слезы. Я выключаю диктофон. Мы молчим несколько тягостных минут. И кто придумал, что время лечит, и прочую заумь про профессиональное выгорание?..

Теперь известные на весь мир «минуты тишины» родились, там, в Нефтегорске. Кто-то первый крикнул «тихо». Когда все затихли, услышали сдавленный стон. Так пришло понимание, что тишина может стать спасительной.

Вечером одного вывернутого наизнанку дня их группа уходила в лагерь на отдых. По дороге вспомнили, что забыли такой драгоценный тогда лом. За ним побежал юркий, как ртуть, Валентин, вьюном пролез в щель завалов.

– Вдруг я увидел, вернее, почувствовал, как шевельнулась пыль, она как будто дышала. Крикнул и услышал в ответ слабенький девичий голос, – вспоминает он.

Его коллеги вернулись в ту же минуту. Несколько часов они выцарапывали из бетонных плит молоденькую девчонку. Все это время разговаривали с ней. Девочка сказала, что ей шестнадцать лет, зовут ее Лена Русских, она переживала за подружку, которая была от нее где-то через плиту и перестала отвечать на ее вопросы. Лена печалилась, что ей попадет от матери, думала, что беда случилась только с одним домом, только с ними.

Когда живую и невредимую Лену вытащили из преисподней, девочка, поняв, что от Нефтегорска не осталась ничего, упала в обморок.

Несколько часов они выцарапывали из бетонных плит молоденькую девчонку. Все это время разговаривали с ней. Девочка сказала, что ей шестнадцать лет, зовут ее Лена Русских

С той поры прошло почти два десятилетия, а она по прежнему называет Валентина «спаситель». У их отряда и Лены Русских целая биография. Так получилась, что Лена попала в зазор чиновничьего равнодушия и ей вдруг стала не положена квартира как жертве разрушительного землетрясения. Они всем отрядом ходили по кабинетам, доказывали и свидетельствовали за свою Лену. Угомонились только, когда она справила новоселье.

Босой перед Богом

Валентин говорит, что люди порой бывают беспечными и  часто сами виноваты в своих бедах. На Сахалине каждый год приходится спасать рыбаков, которых на льдинах уносит в море.

– При советской власти таких случаев практически не было, была дисциплина. Сегодня всеми возможными способами предупреждают, что выход на лед опасен, но люди это просто игнорируют, – вздыхает спасатель Желонкин.

Порой пострадавшие из-за собственной глупости соглашаются эвакуироваться только вместе с уловом и тяжеленными снастями.

Он честно говорит, что мир спасенный редко благодарит своих спасителей: то ли состояние аффекта тому виной, то ли причина кроется в самой природе человеческого эгоизма.

Как–то Желонкин с коллегой несколько дней искали девочку-подростка, которая вопреки здравому смыслу любила путешествовать в одиночку. Они совершенно случайно нашли ее останки на побережье, занесенные метровым слоем песка и морской капусты.

Прошли годы, и однажды в лютую метель их машину чудом заправила женщина на обесточенной стихией заправке. Она категорически отказывалась брать  деньги за бензин. Смотрела на них грустными глазами и тихо говорила: «Вы для меня больше сделали в этой жизни». Они узнали в ней мать той самой девчонки.

После общения с Валентином остается чувство, что он босой пред Богом и жизнью. Его жесткая профессия не иссушила душу. Самый младший из его сыновей родился со сложной патологией. Каждое утро, пока его сынок балансировал на грани в детской реанимации, Валентин истово молился в церкви. Беда отступила.

– Я и сегодня готов целовать руки того хирурга, который спас моего Ярослава. У него пудовые кулачищи, а он так виртуозно крошек оперирует, – восклицает Валентин.

Живи, спасатель, долго, и обязательно дострой свой дом. В коротких перерывах между спасением попавших в беду

Валентин Юрьевич Желонкин возглавляет Сахалинский поисково-спасательный отряд имени Валерия Полякова. Поляков был основателем и первым начальником этого отряда особого назначения.

– Он нас, молодых пацанов, сделал спасателями. Мы его называли Батя, – говорит Валентин.

А когда Батю хоронили, спасатели международного класса не могли сдержать слез. Казалось, что в тот суглинок они закапывают часть себя…

На вопрос о мечте, он ответил не задумываясь: «Освободиться от бесконечных кредитов и достроить дом».

Помолчав несколько секунд, пояснил:

– Просто хочется жить, потому что цену этой жизни и ее хрупкость знаю не по книгам…

На том мы и пожали друг другу руки. Крепко.

Живи, спасатель, долго, и обязательно дострой свой дом. В коротких перерывах между спасением попавших в беду.

Прямая речь

Евгений Кропалев, бывший  начальник Сахалинского поисково-спасательного отряда

– Про таких, как Валентин Желонкин, говорят – настоящий человек. Честный, преданный своему делу, без грамма корысти. Вспоминаю случай: Валентин с коллегами нашли замерзающего парня. И он первый, на морозе стал раздеваться, за ним разделись и другие спасатели. Они своими телами его отогревали и спасли человеку жизнь. Такой метод спасения описан в литературе, но насколько я знаю, на практике его применили только единожды.

Фото Сергея Красноухова

Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/6584