Откровенный монолог артистки об искушении судьбы, профессии, счастье и «резаной крови сердца».
Откровенный монолог артистки об искушении судьбы, профессии, счастье и «резаной крови сердца».
Она знает цену подлецам и помнит все обиды. Но энергию и силы ей придает неубиваемый оптимизм и ощущение счастья, которым наделила ее судьба. Счастья личного и счастья актерского – того самого, которое состоит из горьких слёз, истрепанных нервов и раздавленной души. Троечница с красным дипломом. Дитя «мосфильмовских» площадок и павильонов. Звезда отечественного кино. Много лет назад она страшно боялась режиссерского гнева. Теперь ее приводит в ужас приглашение на телешоу.
Родом из любви
– Знаете, мое детство было наполнено большой родительской любовью, у нас была уникальная семья. Родители нас с братом любили крепко и по- настоящему. Мы дети, родившиеся до войны, и жизнь у нас была довольно суровая. Родители были «мосфильмовцы». Папа – режиссер, мама – оператор, а в войну «Мосфильм» эвакуировали в Алма-Ату, мне на тот момент четыре года было, но я очень хорошо помню казахский период жизни.
Мы там прожили около двух лет, ходили с братом в детский сад. Квартировали мы в каком–то закутке, больше половины которого занимала широкая кровать, вернее, какой-то топчан. На нем мы все и спали, с нами еще и бабушка жила.
Еще помню, постоянно хотелось есть, и спасало только то, что у казаха, у которого мы жили, был яблоневый сад. И мы яблоками притупляли чувство голода.
Удивительно, но в войну у меня было чувство счастливого детства, потому что мы за родителями были как за каменной стеной. Было чувство безоблачности. Понимаете, ребенок может даже недоедать, но если его любят, он все равно чувствует себя счастливым.
Почему девочка решила стать артисткой? Потому что я большую часть детства провела на съемочной площадке. Свои первые шаги я сделала на Ялтинской киностудии, мои родители снимали там картину «Доктор Айболит», взяли меня с собой, я там ходить и начала.
Удивительно, но в войну у меня было чувство счастливого детства, потому что мы за родителями были как за каменной стеной
Папа брал меня на все свои съемки, мне даже дали сыграть эпизод в картине «Близнецы», и я справилась со всем, что хотел от меня режиссер. А мне было всего восемь лет. Мир кино всегда был для меня родным. Очень хорошо помню послевоенные афиши, на которых было указано, что фильм взят в качестве трофея в фашистской Германии. Я с замиранием сердца смотрела на красивые туалеты немецких и американских актрис, они все мне казались абсолютными красавицами. Поэтому никем кроме артистки я себя и представить не могла. Хотя жили в тесной коммуналке и были счастливы, так тогда почти вся страна тогда жила.
Я в детстве больше была папиной дочкой, потому что папа больше занимался моим образованием. У него был настоящий литературный дар, и он меня приучил много читать и конспектировать прочитанное.
Помню, как папа просил меня разобраться – то ли во мне живет истинное желание стать актрисой, то ли это все среда, в которой я выросла. Я сказала, что артистка сидит у меня внутри.
У нас дома кто только ни бывал из мира кино. Людмила Целиковская, Верочка Орлова, мама моя крепко дружила с Анной Николаевной, женой гениального режиссера Пудовкина. Мои одноклассники даже представить не могли, что я общаюсь с актерами из заоблачной выси такими, как Михаил Жаров и Николай Крючков.
Самое большое счастье было, когда я садилась в грузовик и ехала с артистами на окраину Москвы сниматься в массовке. Я помню Москву, на окраине которой буйствовали огороды и орали петухи. Это было настоящее счастье – не пойти в школу, а поехать на съемки.
В школе я училась отвратительно, мне математика и все точные науки не давались вообще, я была троечница только благодаря доброте учителей. А так достойна была только «колов» и «двоек». Я была девочка трудолюбивая, усидчивая, сидела над этими ненавистными задачами и горько плакала. Колька,брат, орал из соседней комнаты: «Дура, ну что там непонятного?..» А для меня это был полный ужас…
А вот в театральном училище училась фантастически. И окончила его с красным дипломом.
Потерянная тайна
Тогда кино было миром чудес и грез. «Мосфильм» по уровню волшебства ничем не отличался от Голливуда. Это был закрытый, полный тайны мир, сегодня, к сожалению, эта тайна потеряна. Сегодня про кино болтают бог знает что, и некоторые артисты рассказывают про себя просто чудовищные вещи. И никому не придет в голову их осадить и сказать, что есть грань, за которую нельзя переходить никогда и никому. Я считаю, актерское занятие должно быть закрыто от общей публики. Должны быть завеса и тайна: это как сцена в театре – она на полтора метра выше зрительного зала, и ее отделяет занавес. И зритель, если он не сумасшедший, не полезет на сцену разговаривать с артистом во время действия.
Это табу! Везде написано, что за кулисы вход воспрещен. Там живет недосягаемость. И только тогда создается атмосфера неразгаданности и тайны. Меня поражают все эти ток-шоу, где собираются коллеги и с остервенением поливают друг друга.
Когда раздается телефонный звонок и какой-нибудь редактор сиропным голосом начинает меня приглашать на какое-то телешоу, у меня внутри разливается холодный ужас, и я стараюсь тут же свернуть разговор.
А во времена моего детства и моей юности мир искусства жил по другим законам и вызывал огромный интерес. Тогда за любимыми актерами ходили толпы народа – благодарного и любящего.
Тогда картины дарили людям мечту и сказку. Например «Кубанские казаки» – это же самая настоящая сказка, но которая так необходима была народу. Жили же в нищете, вот такие фильмы были как свет в конце тоннеля. Ивана Александровича Пырьева сегодня многие поливают, но для многих артистов он был крестным отцом в кино.
Большое счастье, когда в профессии случается знаковый человек. Для меня это Эльдар Александрович Рязанов.Я до него снималась, но те мои работы были незаметные и проходящие.
Сегодня про кино болтают бог знает что, и некоторые артисты рассказывают про себя просто чудовищные вещи
Эльдара Александровича знала давно, у меня даже есть ощущение, что в «Карнавальной ночи» я снималась в массовке и сидела где-то за столиками. Мама же меня постоянно таскала на «Мосфильм», во мне живут ощущения атмосферы съемки этого фильма.
Рязанов пробовал меня в «Гусарскую балладу», но не взял. Меня часто не брали в картины, все заканчивалось пробами. Переживала, конечно, жутко, но у меня есть некая защита внутри: я попереживаю, попереживаю и дальше живу. И не зацикливаюсь на переживаниях.
Наша творческая дружба началась с ним после того, как я в театре сыграла главную роль в его пьесе. Ему понравилась моя работа, он мне сказал: «Ну все, Светка, теперь я буду тебя снимать. Он очень хотел меня снимать в «Иронии судьбы». Помню, у меня было восемь проб на главную роль. Я так хотела, чтобы он меня взял, что была полностью потеряна и зажата и у меня вообще ничего не получалось. И я провалилась, ну просто с треском. Помню, он мне сказал: «Свет, конечно, можно и хуже, но трудно…» Думала, что после этих его слов провалюсь сквозь землю от того, что это полностью соответствовало ситуации.
Потом он взял меня в «Служебный роман», и все получилось. Эльдар Александрович был очень требовательным художником, а без требовательности он бы ничего не добился в искусстве. На съемках «Служебного романа» мы очень хорошо поняли друг друга, и не было и тени споров и недопонимания.
Этот фильм стал моей визитной карточкой. Сейчас моя жизнь уже подкатилась к 80 годам, а меня на улицах до сих пор узнают именно по этой работе. Разве это не счастье?!
В той картине сошлась триада успеха – блистательный драматургический материал, талант режиссера и божественный актерский ансамбль. Вот когда все это сходится в единый организм, то успех обеспечен.
Вообще, правильное распределение ролей – это половина успеха. Режиссеры же тоже люди-человеки, они тоже очаровываются актерами, а когда начинается рабочий процесс, что-то начинает не получаться, и режиссер сникает, начинает мучиться, актер тоже чувствует, что он не подходит на эту работу. А сил расстаться уже нет, и тогда получается суррогат.
Когда сегодня идет «Служебный роман» я могу остановиться и посмотреть какие–то сцены. У меня нет этого вечного актерского – «вот здесь я недотянула, и эту сцену можно было по-другому сделать». Смысл теперь это все перекапывать! Я даже на съемках не бегаю к монитору и не смотрю на себя по одной простой причине: я настолько себе не нравлюсь, что когда я себя вижу, то хочется плюнуть и уйти.
Поэтому, когда я первый раз смотрела «Служебный роман», то была в полном разочаровании и смятении от своей работы. Только спустя годы стала относиться к этой работе с большей снисходительностью и с большей радостью.
Признание и наказание
Знаете, актерская конкуренция и даже зависть часто вызваны колоссальными человеческими страданиями и жуткой нереализованностью. Ведь каждый человек в нашу профессию приходит с единственной целью – играть. А когда тебе не дают играть, когда говорят, что лучший он, а не ты, то начинаются жуткие трагедии и неимоверные страдания. Которые потом трансформируются в уродливые вещи.
Если ты выходишь на сцену, ты должен быть лучше всех. Сам себе же не скажешь: «Я тут чуть-чуть сыграю и уйду». Так же просто невозможно! Ты же жизнь положил ради того, чтобы выразиться, сыграть и показать. Понимаете, у актера мотивы иные, чем у токаря или доярки. Те тоже хотят чего-то достичь – изготовить больше деталей, надоить побольше молока. У артиста психофизика иная, наша профессия единственная, где иногда люди соглашаются работать бесплатно. Есть в ней грани, которые заметно важнее денег. Других профессий я не знаю, где заработок был бы не главным, а в нашем деле деньги – не главное.Почему? Да потому что это призвание, а не профессия! Это как искушение судьбы. Дар, данный тебе, с одной стороны, – самое настоящее счастье. С другой – самое большое наказание. Человек не может жить без игры.
Знаете, актерская конкуренция и даже зависть часто вызваны колоссальными человеческими страданиями и жуткой нереализованностью
Почему актеры очень часто не могут уйти на пенсию, а если уходят, то быстро погибают? Это такая психофизика. Дети же не могут прожить детство, не играя.
А мы играем до старости лет. Вот скажите, зачем я в моем возрасте, с моими болячками села в самолет и полетела на другой конец России, в Благовещенск? Только ради того, чтобы выйти на сцену! У меня что, в Москве сцены нету, я что, на нее мало выходила? А пригласили – и не смогла отказать. Полетела вопреки здравому смыслу и собственному здоровью. Мой сын, когда узнал, он просто со мной перестал разговаривать. Я не то, что ему, себе это объяснить не могу. Это все штрихи к актерской природе…
Искусство рождалось в страхе
Я с Александром Лазаревым прожила 51 год. И в нашем доме никогда не звучала буква «я». Два артиста в одной квартире более полувека, и ни одного конфликта на почве профессии – случай редчайший до феноменальности. Но это было наше счастье! Мы с Сашей всегда болели за успех друг друга. Так у нас сложилось.
Мы могли ругаться, сердиться друг на друга, спорить. Но Саша всегда сильно за меня переживал, когда меня кто-то обижал или когда у меня что-то не получалось. Он очень за мной следил, как я себя чувствую в жизни и в творчестве. Это все шло от любви и от желания сделать лучше. У него никогда не было потребности меня уколоть, боже сохрани. Колоть и ранить любят режиссеры, они считают, что этим самым будят в артисте потаенные резервы. Это очень страшный метод, он просто ужасен для актера. Но, насколько я знаю, других режиссеров практически не бывает.
Вся моя театральная жизнь прошла под таким методом. Я в театре Маяковского служу, страшно сказать, с 1959 года. Большую часть этой большой жизни главным режиссером театра был Андрей Александрович Гончаров. Он был жестокий человек, не жалел актеров, считал, что актера надо убить и уничтожить, только тогда из него исчезнет все придуманное и наносное, а все настоящее и естественное выйдет наружу.
Знаете, когда рождался акт настоящего искусства, тогда не то что актеры, рабочие сцены сходили с ума
Это все давалось резаной кровью сердца. Я приходила домой после репетиций и бессильно висла у Саши на руках и рыдала. На другой день просыпалась и опять шла на репетицию, после которой у меня снова не было сил. Никаких. Кто еще может так работать? Только артист. Потом получался спектакль, который долго не могли забыть. Я боялась Гончарова просто панически, боялась, что у меня не получится, боялась потерять роль. А потом я же видела, что происходит что-то необычное и высокое… Рождается момент настоящего искусства.
Знаете, когда рождался акт настоящего искусства, тогда не то что актеры, рабочие сцены сходили с ума. Он орал на них просто благим матом, а они терпели все ради мига искусства. Хотя, что рабочему сцены терпеть? Послал подальше и пошел монтировщиком в другой театр.
Понимаете, пустого хама терпеть не будет никто и никогда. А тут понимали, что на тебя орет гений, и было за что терпеть.
Моя Наталья Гундарева? Наташа была бриллиант в театре, мы с ней играли в нескольких спектаклях, по сей день осталось ощущение счастья от работы с ней. Наташа тоже много что терпела ради настоящего искусства.
Она была своеобразным человеком, безмерно одарена как актриса. Это не говорит о том, положительная она была или отрицательная. Она была очень занятным человеком. Если она понимала, что ты с ней на одной волне понимания, тогда с ней было очень легко.А если видела, что ты из другого теста, тогда лучше не подходи…
После этого всего пришел колоссальный опыт и умение. Вот так рождается настоящее искусство, а не из пустых разговоров и диалогов, которыми сегодня забито наше телевидение.
Почему мы сегодня почти не запоминаем актеров? Потому что пустые люди рождают порожние фразы. Которые совсем не задерживаются в вашей голове. Вы услышали, потом пошли на кухню чай попили и все забыли.
А вот когда вы видели Женю Евстигнеева в любом его фильме, вы его запоминали на всю оставшуюся жизнь. Андрей Миронов, Армен Джигарханян, Анатолий Папанов – вот это все незабываемые индивидуальности. Представляете, какая степень правды была и есть в них!
Беда, когда продюсер – главный
Почему ушло время настоящего кино? Это очень сложный вопрос, на который трудно ответить. Требовательность к искусству стала меньше, качество стало хуже, а деньги стали превалировать. Я всегда говорю, «ну куда вы так торопитесь?», когда снимают эти все сериалы.
Скорость съемки такая, что артист успевает только выучить слова и произнести их. Любой талантливый человек ничего не сделает, как он мог бы сделать в другом кино. Настоящем. Которое не спешит. Артист должен продумать, проговорить, прожить эту роль.
Гениальный Рязанов запросто мог отложить съемку,когда видел, что сегодня что-то не получается. Давал отдых, потом все выстреливало просто в десятку.
Требовательность к искусству стала меньше, качество стало хуже, а деньги стали превалировать
Сегодня снимают по двенадцать, а то и по четырнадцать часов в день. Это же афизиологично! «Ой, извините, продюсер по-другому не разрешает», – часто говорят на съемочной площадке. Сегодня продюсер главный. Вот это беда и трагедия современного кино. Поэтому хорошие артисты ходят в кадре так, как дома на кухне. Человеку некогда перестроиться. Текст знаете, всё –шагайте в кадр. Это беда, беда настоящая.
Счастье по имени Саша
Счастлива ли я сегодня? Не люблю этот вопрос. Он очень непростой. Счастье выпадает не всем и не всегда. У нас с Сашей был большой период настоящего счастья – больше полувека прожить вместе. А сколько замечательных и несчастных людей? Разве они недостойны счастья, но людям выпадает такой путь, такая стезя. Что уготовано тебе, то и пройдешь.
Абсолютно счастливых людей нет. Хотя жизнь с половинкой можешь прожить и не простую, но с вкраплениями счастья. Обязательно!
То, что у меня был Саша и то, что я реализовалась в профессии, – это, конечно, счастье. Счастье – это мой замечательный сын, который на меня порой сердится. Сам артист, а мать-артистку не всегда может понять…
Мои внуки – это тоже счастье. Вот видите, сколько слагаемых настоящего счастья у меня есть.
Строга ли я была детстве по отношению к своему сыну? Мы с Сашей были оба взрывные по характеру, и если Шурик что-то вытворял, то было бурно и эмоционально. Я спуску ему не давала, сейчас смотрю, он также примерно воспитывает Сережку, своего сына. Я в нем узнаю себя и думаю: да, наверное, я перегибала палку…
Вся моя жизнь была вместе с Сашей, а когда его не стало, то моя жизнь во многом закончилась
Хотя, с другой стороны, вырос сын, за которого не бывает стыдно. Мы никогда на Шурика не давили, захотел в артисты – пожалуйста. Человек должен сам решать и выбирать в жизни.
Вся моя жизнь была вместе с Сашей, а когда его не стало, то моя жизнь во многом закончилась. Не сомневаюсь, что если бы первой ушла я, он испытывал бы то же самое.
Когда нам с мужем перевалило за 70,мы с ним говорили, что хуже всего будет тому, кто останется. Говорили об этом с некой долей шутки, но понимали, что это рано или поздно придется пережить. Переживаю я.
Неоправданная оптимистка
Единственное, кто дает силы сегодня жить, это сын и его семья. И мой врожденный оптимизм, который передался мне от папы на генетическом уровне. Сашка мой был склонен к пессимизму. А я оптимистка еще та.Он мне всегда говорил: «Светка, ты неоправданная оптимистка, чему ты без конца радуешься?»
У Саши очень часто первая реакция была отрицательная, а у меня положительная. Едем на дачу, идет дождь. Сашка ругается: «Какой ужас, дождь, машина будет грязная…» «Саш, ну что ты ворчишь? Мы едем в хорошей машине, на нас не капает. Сейчас приедем на любимую дачу, разожжем камин…», – примерно так отвечала я ему.
Едем, светит яркое солнце. «Черт подери, солнце слепит, знаков не видно»,– бурчит Саша.« Саш, яркий свет – это же прелесть, сейчас посидим на солнышке. Чайку попьем…» – это моя реакция. Но мы, как плюс и минус, дополняли друг друга.
Природа таланта очень ранимая, ткнул и – кровь
Мы с ним жизнь прожили честно, даже самая разжелтая газета не написала, что кто-то из нас изменял. А все только потому, что мы друг друга нашли и мы нужны были друг другу. Хотя в актерской жизни это все очень непросто. Гастроли, поклонницы и поклонники, приятные слова льются в уши. Соблазны… Но это все ограждается: у тебя есть то, без чего ты не можешь жить.
Саша как-то поехал в Америку на гастроли один, без меня. И пробыл там дней 20. Помню, как открылась дверь и раздается вопль души: «Светка, я никогда, никогда больше без тебя никуда не поеду!» В этом вопле были мое счастье и мое спасение! Если бы Саша был хоть чуть- чуть другим, тоу меня была бы совсем другая жизнь.
Я ведь очень ранимая, очень! Природа таланта очень ранимая, ткнул и – кровь. А иначе не бывает. Без этой растерзанности мир не почувствуешь! У меня чувства и слезы на поверхности сердца. Для меня всегда были непонятны актрисы, которые не могли заплакать. Теребили слезы луком или нашатырем. Для меня заплакать – дело очень органичное. Чуть эмоций и – слезы ручьем. Это степень возбудимости нервной системы.
Я знаю цену всем, кто меня окружает, и подлецам тоже знаю цену, но виду никогда не подам. Я очень дипломатичный человек. Подлецов в моей жизни немного. Но все обиды помню, почему я их должна забывать?
Что мне часто мешает в жизни? Не могу говорить «нет». Для меня отказать человеку в какой-то просьбе, пусть даже неудобной и обременительной, очень трудно. Но хама поставить на место мне труда не составит.
Цифра 80? Честно скажу, я не ощущаю, что мне 80. Если бы ощущала, то тогда, быть может, она меня давила. Но я очень спокойно отношусь к этой данности. Живу и все…
Фото: volgograd.kp.ru
Из биографии
Светлана Немоляева родилась 18 апреля 1937 года. Выпускница высшего театрального училища имени Щепкина. Ее дебют на театральной сцене состоялся в спектакле «Гамлет», где она блистательно сыграла Офелию. За свою актерскую жизнь Немоляева сыграла ярчайшие роли мировой театральной драматургии.
Ее дебют в кино случился в 1945 году – она сыграла Светочку в картине «Близнецы». Снялась в 80 фильмах, среди которых культовые – «Служебный роман», «Гараж», «О бедном гусаре замолвите слово». Народная артистка России.
Источник новости: http://www.amur.info/column/yaroshenko/7392